Волгоградское старообрядчество

Старообрядческая древлеправославная Церковь, лишившись епископов вследствие их уклонения в никонианство, твердо и неизменно веровала, что Господь снова восстановит в Своей Церкви всю полноту священной иерархии. На обвинение, брошенное старообрядчеству известным Питиримом, архиепископом Нижегородским, что оно не имеет своих епископов, старообрядцы отвечали: "Все усердно желаем и Господа Бога просим, да православные епископы будут до скончания века, и иже от православия сведошася, дабы паки в оно направлялися"^*167*. Еще за пять лет до этого ответа, именно в 1712 г., старообрядцы уже обращались к Иерусалимскому патриарху Хрисанфу с просьбой рукоположить им в епископы священноинока Игнатия, принятого на Ветке знаменитым священноиноком Феодосием и посланного к Хрисанфу с целью получить епископский сан. К тому же патриарху и в том же году обращались с такою же просьбою и донские казаки-старообрядцы, к тому времени переселившиеся в Турцию под предводительством своего атамана Игната Некрасова. Патриарх обещал и ветковцам, и донцам посвятить епископа. Но в дело это вмешался русский посол в Константинополе, пригрозив патриарху недовольством императора Петра, и Хрисанфу пришлось отказаться от своего намерения^*168*. Однако эта неудача не охладила старообрядческих стремлений к приобретению себе епископа. Все внимание их было обращено главным образом на Восток - к иерархии восточной церкви. Было гораздо больше надежды найти себе епископа именно там, чем в России от никоновской иерархии. Восточная иерархия, несмотря на ее высокие титулы - вселенских патриархов и даже судей вселенной, - была проще, достуцнее и чище в своем иерархическом и нравственном достоинстве. Поэтому именно к ней в течение всего безъепископского периода старообрядчество обращалось с ходатайством о получении от нее епископства. В тридцатых годах того же XVIII столетия ветковские старообрядцы вели длинные переговоры с Ясским митрополитом Антонием о рукоположении им на Ветку епископа. В главе "Выговская пустыня" мы указали, что даже старообрядцы-поморцы старались приобрести себе епископа тоже от Восточной иерархии. В Палестину был послан с Выга знаменитый Вышатин с целью найти там епископа. В 1766 г. московская старообрядческая община обращалась к грузинскому митрополиту Афанасию, проживавшему в то время в Москве и служившему в Архангельском кремлевском соборе, с просьбой рукоположить для них епископа. Афанасий ответил, что он этого сделать не может без разрешения русского Синода, и посоветовал старообрядцам отправиться в Грузию, там автокефальный патриарх, независимый от Синода, вправе удовлетворить их просьбу. Московское старообрядчество действительно снарядило посольство в Грузию, но ему пришлось от предгорий Кавказа повернуть обратно, так как по тогдашнему военному положению никому не было пропуска из России на Кавказ.

Еще к одному греческому иерарху обращались старообрядцы все с той же просьбой - поставить им епископа. В 70-х гг. XVIII столетия в Подолии временно проживал греческий митрополит Евсевий. От него ветковские отцы решили приобрести себе епископское посвящение. В этих намерениях принял энергичное участие инок Никодим, который потом долго ходатайствовал при покровительстве князя Потемкина и графа Румянцева приобрести епископа от русской иерархии. Но пока шли на Ветке и в Стародубье совещания и сборы, Евсевий за каких-нибудь десять дней до прибытия к нему старообрядческой делегации уехал в Грецию. Есть достоверные сведения, что все же один старообрядческий инок из Стародубья, Рафаил, был рукоположен Антиохийским патриархом Даниилом в епископы для старообрядцев. Но ему не суждено было возглавить старообрядческую Церковь: по дороге в Россию он умер где-то в Турции.

Обращались старообрядцы со своими просьбами по вопросам архиерейства и к русской Синодальной иерархии, но лишь к таким ее архипастырям, которые отличались простотою жизни, высоконравственными качествами и доступностью, каковым, например, был Тихон Задонский. Особенно хотелось Никодиму, чтобы во главе старообрядческого священноначалия стал Тихон. Но последний не мог перейти в старообрядчество, воспитанный в духе странно враждебном староверию. Если уже Платон, митрополит Московский, пропитанный духом свободомыслия и даже масонства, не мог отрешиться от многих зловредных предубеждений против старообрядчества и из-за одного двуперстия признавал единоверческое причастие сомнительным, а самих единоверцев объявлял непросвещенными Богом, то что же говорить о рядовых епископах, к числу которых принадлежал и Тихон Задонский. Но важно отметить на примере обращения старообрядцев к Тихону, какого именно епископа хотелось иметь старообрядцам. Есть известия, что московские старообрядцы ездили в построенный патриархом Никоном новый Иерусалим к проживавшему там на покое Крутицкому митрополиту Сильвестру, а нижегородские обращались к проживавшему с 1778 г. в тамошнем Печерском монастыре бывшему Рязанскому епископу Палладию. Старообрядцы из г. Торжка ездили в Новгород к Коломенскому епископу Иоаникию, бывшему викарию новгородской митрополии. Но все эти обращения не дали благих результатов. Никто из никонианских епископов не решался перейти в старообрядчество. Императрица Екатерина пообещала дать старообрядцам епископа, но не смогла выполнить своего обещания. Император Александр I, будучи в Екатеринбурге в 1825 г., тоже обещал тамошним старообрядцам дать епископа. Но в том же году постигшая его действительная или мнимая смерть лишила его возможности исполнить свое обещание^*169*.

Иерархия господствующей церкви, именно епископат, была такого духа и настроения, что немыслимо было ждать от нее какого-либо обращения в старообрядчество. Вот какими яркокрасочными словами характеризует епископов синодской церкви единоверческий журнал "Глагол времен": "Они, посланные по лицу земли для любви, для проповедания истины и святости жизни, для мира братьям, будь то эллины или иудеи... устраивали тюрьмы, репрессии, ссылки, ужасы голодных смертей... Во имя Христа? Нет! Кто же они? Отцы, наши подлинные отцы с мягкими, холеными руками, в великолепных одеждах из шелка... бархата... ласкающих взоры цветов - малиновых, пунцовых, синих, белых... шумящих и даже надушенных. Дорогие каменья... золото... блистали с головы до ног... И эти холеные руки, мягкие и нежные, не знавшие грубого мускульного труда, подписывали приговоры не милости или кротости, не привета и защиты, не утирали слез, струящихся по тысячам ланит и паливших огнем своей скорби и муки даже до смерти, а... спокойно, просто решали одним взмахом пера смерть, ту медленную, бесконечную смерть, которая была от них единственной наградой за силу духа... "В тайги, в тюрьмы", - шептали тонкие, бледные уста и улыбались... "Опомнятся, спасут свои души", - говорили кроткие сердца великолепных отцов и предстателей, и несчастные, полунагие, голодные, оторванные от родных, друзей, всего человечества... шли... Шли и гибли"^*170*. Кто же из таких отцов и пастырей мог перейти в старообрядчество? Ведь идти сюда нужно было на подвиг, на страдание и даже на смерть, мученическую смерть. Первый старообрядческий епископ Павел Коломенский был после многих мучений сожжен, второй, Епифаний Ветковский, схвачен нарочно посланными для его поимки войсками и заточен в Киево-Печерскую крепость, где и скончался, и третий, Рафаил, умер в Турции, не доехав до своей кафедры. Очень трудно было найти святителя на такое апостольское служение. И старообрядчество долгое время продолжало оставаться без личного управления своим епископом^*171*.

Николаевская эпоха

Старообрядцы в своей родной стране, их же жертвами и кровью созданной, никогда ни при каком царе или царице (после никоновского периода) не пользовались полной религиозной свободой, они здесь иногда были лишь терпимы - более или менее. Даже в царствование гуманной и мудрой императрицы Екатерины Великой они не были уравнены в правах и свободах с иностранцами, населявшими тогда Россию. "Благословенный" Александр I утвердил в 1817 г. права и привилегии аугсбургского исповедания (лютеран). Но когда старообрядцы осмелились себе попросить подобных же прав, им в этом было отказано. В марте 1822 г. последовал декретный указ о непреследовании старообрядческих "беглых" священников. Но в том же указе относительно старообрядческих молитвенных домов сказано: "Вновь строить не дозволять ни по какому случаю". Это, конечно, узаконение стеснительных и даже гонительных мер против старообрядчества. Однако Александр I не считается гонителем его. Николай же преследовал старообрядцев систематически, неуклонно и коварно. Он поставил себе цель: уничтожить "раскол" во что бы то ни стало. Прежде всего он напал на старообрядческих священников. В начале его царствования их было весьма изобильно. На одном Рогожском Кладбище в Москве их служило 12 человек^*172*. Священники - это духовные вожди, пастыри, совершители св. таинств: их нужно в первую голову уничтожить. 10 мая 1827 г. последовало узаконение: решительно воспретить старообрядческим священникам переезжать из одного уезда в другой, тем паче из губернии в губернию для совершения духовных треб, "в случае же переездов поступать с ними как с бродягами". 8 ноября того же года последовало новое Высочайшее определение: новых попов на Рогожское Кладбище "отнюдь не принимать". Это распоряжение было потом применено ко всем старообрядческим обществам по всей России. В январе 1836 г. оно было снова повторено и с особенной силой. Всюду стали беспощадно преследоваться вновь присоединяемые к старообрядчеству священники: их ловили, арестовывали, сажали в тюрьмы, ссылали в Сибирь, в каторгу. Для ловли старообрядческих священнослужителей по старообрядческим поселениям посылались нередко большие военные отряды, целые полки даже. Все священство старообрядческое стало потаенным, крыющимся, подпольным и, конечно, очень сократившимся в своем количестве. Император Николай был очень доволен такими успехами принятых им мер. Самое деятельное участие в поимке старообрядческих священников принимало повсеместно духовенство православной церкви. Особенной настойчивостью в этом предприятии отличался Аркадий, архиепископ Пермский. Он надоедал обер-прокурору Синода Нечаеву своими доносами на "беглых попов" и требованиями ловить их по всем местам. "О, если бы их не было! - восклицает он в одном доносе синодскому обер-прокурору. - С уничтожением сих врагов спасения, кажется, вся поповщина обратилась бы к св. церкви и без промедления". Аркадий приводит и очень убедительный факт: в Оханском уезде единоверческий священник за один месяц совершил лишь два брака, тогда как за тот же месяц там же "беглый поп повенчал до 340 браков". Пермский владыка-доносчик добавляет: "О попе беглом сношусь с губернатором. Надеюсь должного содействия в деле Божием"^*173*. Не к Богу, однако, обращается в Божьем деле преосвященный Аркадий, к губернатору: Бог может и не помочь в деле насилия, а губернатор, несомненно, поможет. На него-то, главным образом, и надеялся Аркадий.

Одновременно с повсеместной войной, ведомой правительством, светским и духовным, при помощи полицейских и военных команд против старообрядческого священства, велись атаки и против всего старообрядчества. Были учреждены по всем губерниям особые секретные комитеты во главе с губернаторами и архиереями, с центральным комитетом в Петербурге, в котором сам царь председательствовал и принимал самое живое участие. Комитеты эти занимались исключительно "делами раскола": узнавали о его состоянии, количестве, всех его проявлениях, вырабатывали и применяли меры к уничтожению раскола. Все старообрядческие монастыри и скиты были закрыты и разграблены. Знаменитые центры старообрядчества: Керженец, Иргиз, Ветка, Стародубье, Выг - все это было разгромлено, и величайшие ценности их были отчасти разворованы, уничтожены правительственными чиновниками, в большинстве же переданы единоверцам.

Какие потрясающие трагедии переживали старообрядцы в каждом случае отобрания у них их святынь, можно судить отчасти по официальным описаниям разгрома Иргизских монастырей. Высочайшее повеление о сем последовало в январе 1837 г.: оно было получено саратовским губернатором Степановым и саратовским же архиепископом Иаковом. Степанов не совсем сочувственно относился к этому делу, медлил с исполнением Высочайшего повеления. Иаков же торопил его и не раз присылал к нему по этому случаю своего архимандрита Зосиму^*174*. Только 8 февраля прибыло в монастырь духовное и гражданское начальство, сопровождаемое небольшой военной командой. Настоятелю Корнилию и монашествующей братии предъявлено было Высочайшее повеление - превратить "раскольничий монастырь в единоверческий". Пока шли переговоры, в монастырь собралось из окрестных поселений до 300 человек старообрядцев. Народ заявил, что он не допустит архимандрита с товарищами его в церковь. Никакие увещания, угрозы не могли подействовать на него. При попытке архимандрита приблизиться к церкви, раздался на колокольне набат и крики, точно от воров: "Караул!" К вечеру начальство возвратилось в город Николаевск. Здесь состоялось совещание, на котором было решено увеличить команду и набрать до двухсот человек понятых из православных. На другой день вся эта команда с начальством подошла к монастырю. Но в нем уже собралось до 500 человек старообрядцев. При первой же попытке войти в церковь "весь этот народ, как один человек, пал на колени, слезно прося оставить им монастырь на прежнем основании"^*175*. Стоявшему на коленях народу было прочитано Высочайшее повеление, но оно не возымело никакого действия, народ по-прежнему умолял не трогать их церковь, в которой они молятся за Государя Богу и во всем ему повинуются. Тогда старообрядцам были вычитаны статьи уголовного закона, строго карающие за непослушание царской воле и за бунтовщичество. Народ единогласно заявлял: "Перетерпим всякую казнь, нежели отдадим церковь нашу". Уездный стряпчий живо, с азартом заявил, что в случае упорства будут привезены пушки и начнут стрелять по толпе: "Государю-императору ничего не стоит, если и сто человек убьют одним выстрелом". И эти угрозы не помогли. "Две недели десятки чиновников и сотни понятых (их добавлено до 400 человек) безуспешно старались привести в исполнение Высочайшее повеление: Преосвященный Иаков потерял уже надежду съездить в монастырь и сказать свое [...] и доложил: "Церковь окружена народом толпа раскольников падает на колени и просит ходатайствовать [...] об оставлении им оной, говоря: в храме сем молились предки [...] и они желают молиться до конца жизни своей". Быков сообщил об этом и губернатору Степанову. Губернатор сам прибыл в монастырь ночью 21 февраля, проехав "мимо табора понятых, освещенного огнями, как большой бивуак". Монастырский двор был наполнен старообрядцами. Губернатор ввел сюда понятых и жандармов и приказал им вытаскивать старообрядцев за ворота монастыря. Началось "мамаево побоище": понятые жестоко избивали старообрядцев, жестокостью особенно отличались жандармы. По словам самого Степанова, едва начали приводить в исполнение его приказание, как "поднялся величайший шум, вопль, раздался звон колоколов", на зов которых бежало население из ближайших поселений. Храбрый губернатор испугался последствий своего ночного побоища и приказал всей своей армии отступить от монастыря на версту, к Николаевску, а сам со всем своим штабом уехал в город. На другой день он снова прибыл в монастырь и, не вылезая из саней, кричал старообрядцам: "Вы не повинуетесь государю-императору!" Толпа в один голос отвечала: "Мы воле государя императора ни в чем не противимся, только просим ваше превосходительство оставить монастырь сей на прежнем положении". Степанов пригрозил привести пушки и сбить колокола и уехал в Саратов. Здесь он обратился к губернскому правлению за разрешением непонятного ему юридического казуса: "Мрачное упорство без всяких признаков буйства - что это: ослушание Высочайшей воли или только предварительный приступ к возмущению?" Правление нашло в действиях бунт, подлежащий военному воздействию. Губернатор после сего потребовал от начальника местного артиллерийского резерва командировать в Николаевск одну батарею; от начальника саратовского гарнизона - отправить туда же роту с офицером. Одновременно он послал в Петербург министру Блудову рапорт о происшедшем с просьбой указаний, что делать дальше. В ожидании ответа он стянул свои войска к монастырю. Министру он писал, что старообрядцы в количестве 500 человек расположились во дворе монастыря и "через таинство исповеди" поклялись на смерть не отдавать своего храма. "Толпа эта не имеет ничего наступательного, кроме частной и общей силы тела и духа. В то время как таскали их из монастыря, ни один не тронул понятого: все они стали на колени в несколько колец кругом храма, сцепились руками и ногами и таким образом с трудом поддавались посторонней силе". Толпа эта решилась умереть на месте без всякой обороны, заслоняя телами своими вход в церковь.

Петербургские распоряжения пришли в Саратов лишь 3 марта: приказано монастырь взять, во что бы то ни стало. Губернатор сделал последние распоряжения на месте: он приказал отправить в монастырь еще 30 казаков, снабдив их "двойным количеством нагаек", затем командировал туда [...] четыре пожарных трубы с брандмейстером и соответствующим числом прислуги, так как получил сообщение, что старообрядцы будто бы хотят сжечь Николаевск и монастырь. Сам губернатор явился в Николаевск 12 марта, все военные силы с их начальниками были уже на месте, а также и все командированные чиновники. Стянули к монастырю огромное количество понятых православного исповедания. Сначала было предложено старообрядцам сдать монастырь добровольно, потом пошли угрозы. Но эти попытки не имели успеха: 482 человека мужчин и 617 женщин решили защищать свою святыню до смерти. Тогда губернатор созвал "военный совет", на котором решено было действовать нагайками казаков, прикладами солдат и пожарными трубами. 13 марта "полчище" подступило к монастырю. "Вокруг храма в несколько рядов лежал народ, крепко сцепляясь друг с другом. Растащить их не было возможности. Гарцевавший впереди военного отряда губернатор скомандовал: "Пли!" - и началась стрельба холостыми снарядами. В то же время начали качать из труб воду на лежавших старообрядцев. Казаки ударили в нагайки, пехота начала действовать прикладами по неподвижно лежавшим защитникам монастыря. Гул выстрелов, вопли и стоны избиваемых смешались в одном хаосе, который способен был нагнать панический страх на самого храброго человека. Понятые и солдаты бросились на смутившихся и растерявшихся старообрядцев и начали их вязать и вытаскивать из монастыря. В течение целых двух часов безостановочно шла работа, пока все 1099 человек не были удалены за ограду. Губернатор тотчас же послал экипаж в Николаевск за духовенством". Прибыл вышеупомянутый архимандрит Зосима и николаевский благочинный протоиерей Олпидимский [?]. Последний предоставил следующий рапорт преосвященному Иакову: "Подъезжая к воротам монастыря, мы увидели множество народа обоего пола, лежащего связанными. Въехав внутрь оного, увидели по всему двору текущую воду и множество крови, ибо насосами разливали народ, а на лошадях разбивали оный в кровь; оттого вода и кровь омыли монастырскую площадь. У церкви губернатор встретил нас таким приветствием: "Ну, господа отцы, извольте подбирать, что видите". Затем в церкви, по сбитии замков, освящена вода и все оное окроплено. Между тем, пока служен был молебен, воинство и понятые разбойнически в присутствии губернатора грабили имущество монастырское.

Окна, двери, полы, погреба, подвалы, кладовые, сундуки, шкафы - словом, все как бы от ужасного землетрясения разрушилось. Хлеб, кроме трех амбаров, которые остались неразломанными, рыба, масло, овощи, одежда, плуги, сани, колеса, телеги и всякая домашняя рухлядь - все как бы огнем пожжено. Словом, монастырь сей оставлен в самом жалком положении". Далее о. благочинный сообщает своему архипастырю некоторые подробности об избиении беззащитных старообрядцев: конные войска "мяли лошадьми лежавших, а пехота так усердно действовала ружейными прикладами, что изломано было ружейных лож несколько десятков". "Церковная паперть и около оной место, где лежали избитые старообрядцы, обагрены были оных кровью. Чтобы увеличить их мучения, их при сильном морозе обливали из пожарных труб водою. Николаевский протоиерей восклицает в ужасе: "Какое произошло смятение, вопль, убийственные кровавые раны между безоружными старообрядцами, в особенности между женским полом и малолетними детьми, - того описать невозможно!"

Но этим еще николаевское торжество православия не закончилось. Был еще суд над "бунтовщиками". Военносудная комиссия приговорила: 11 человек наказать кнутом и сослать в каторжные работы; 326 человек и настоятеля Корнилия наказать плетьми и сослать на поселение; 16 человек по старости лет без телесного наказания сослать в Сибирь^*176*.

Так бессердечно и таким варварским способом был уничтожен самый знаменитый в истории старообрядчества духовный его центр - славный Иргиз. Таким же бесчеловечным образом были разорены и совершенно уничтожены и многие другие старообрядческие монастыри и скиты. Все церкви старообрядческие по всей России, а также часовни и все другие молитвенные помещения были отобраны у старообрядцев и отданы в пользование единоверцам. Многие церкви были совершенно закрыты, так как на местах не оказалось единоверцев и ими некому было пользоваться. Закрыты были старообрядческие церкви даже в Курляндской и Лифляндской губерниях, где, казалось бы, нужно было всячески поддерживать русское население в интересах русской государственной национальности. Напротив, при Николае было воспрещено старообрядцам приобретать населенные имения и земли в Остзейском крае и даже просто селиться в пограничных губерниях западного края. Иностранцы же пользовались в России повсеместно всеми гражданскими и религиозными правами и свободами. Старообрядцам было воспрещено занимать должность даже сельского писаря, а иностранцы могли быть и были даже министрами^*177*.

До указа императрицы Екатерины II 1764 г. старообрядцам не разрешалось приписываться в городское сословие и быть купцами. Но с этого времени они поселились в городах, преимущественно в больших, и в обеих столицах. "Быстро развились в их руках капиталы, - говорит о них П.И. Мельников-Печерский, - что следует отнести к отличающей их домовитости и бережливости, а в особенности к внутренней связи, скрепляющей их общества, в которых взаимное вспомоществование составляет едва ли не важнейшую основу. Достоверно известно, что к концу XVIII и в начале XIX столетия значительная часть русских капиталов оказалась у старообрядцев, принадлежавших к городским сословиям"^*178*. Благодаря промышленно-торговой деятельности именно старообрядцев, Россия стала богатеть. Фабрики, заводы, рыбные промыслы, хлебные операции и всякие другие промышленные и торговые предприятия находились преимущественно в руках старообрядческих купцов. Особенно богат ими был Московский фабрично-заводской район, а также Иваново-Вознесенский. "В руки богатевших с каждым днем старообрядцев стали переходить и недвижимые имения боярских внуков и правнуков. Боярские палаты обращались в жилища купцов-старообрядцев или превращались в их промышленные и торговые заведения. Самые подмосковные села старорусских бояр и вельмож XVIII столетия стали переходить в руки старообрядцев"^*179*. По этим-то старообрядцам и решил ударить император Николай, чтобы принудить их принять единоверие, отрекшись от своей, древнеотцовской, старообрядческой веры. От всех купцов и фабрикантов потребовалось представить удостоверение, что они принадлежат к православной церкви. В противном случае у них отбирались гильдейские права, с которыми связаны и права по воинской повинности: сыновья их немедленно должны быть взяты в солдаты (тогда служба была в 25 лет - почти до смерти). Старообрядцам-гильдейцам предстояло выбирать: или отречься от своей веры, стать ренегатами, или пойти на большие жертвы государственные, семейные, личные, то есть прекратить свои предприятия, разориться, семью отдать на произвол властей, самому быть подвергнутым разным притеснениям. Многие купцы пошли в единоверие, увеличив и без того огромное число его лицемерных членов и терзаясь в своей совести. Многие из них при новом царствовании вернулись в старообрядчество. Но немало оказалось столь твердых купцов, которые прекратили свои заведения и промыслы, но не изменили своей вере - остались старообрядцами. Николай был беспощаден к таковым. Многих сослал он: одних в Закавказье, других в Сибирь, третьих "в не столь отдаленные места"^*180*.

Всеми этими мерами насилия и коварства император Николай, несомненно, нанес сильные удары старообрядчеству. Но еще сильнее он ударил по самой России, ибо с того именно времени пошло в ней, именно в капиталистическом мире, засилье иностранцев и главным образом евреев. Внутренне же старообрядчество стало еще крепче, даже и количественно увеличилось. "Нельзя пройти молчанием того, что с 1827 г. раскол не только не ослабел, но значительно усилился, и число раскольников чрезвычайно умножилось", - замечает Мельников-Печерский^*181*. Он дает такую общую картину положения старообрядцев в николаевское время: "Многие сотни молитвенных зданий были уничтожены; десятки тысяч икон, сего древнего достояния прадедов, были отобраны; огромную библиотеку можно было составить из богослужебных и других книг, взятых в часовнях и домах старообрядцев...".

В последующие годы стеснительные меры против старообрядцев еще более увеличились: часовни старообрядцев, построенные и снабженные драгоценными иконами за их счет и, следовательно, составляющие их частную собственность, правительство стало собирать и отдавать единоверцам; не только попов, но и важных по своему влиянию мирян без суда и следствия отправлять в ссылку; старообрядцам воспрещено было записываться в купцы, чем сравняли их с мещанами; подвергли их рекрутской очереди и возможности телесного наказания. Такому ограничению прав подверглись значительные капиталисты, лица торговых домов, начавших свои обороты с самого издания городового положения, люди, фабричная и торговая деятельность которых кормила и кормит сотни тысяч подданных империи. Наконец, стали смотреть на старообрядцев, как на заговорщиков, нарушителей, спокойствия государственного; целые селения в полном их составе подчинили невыполнимому надзору полиции; систематическое соглядатайство за их поступками повергло в уныние огромное число русских людей, виновных только в том, что они признают противу совести подчиниться главенству епархиальных архиереев, ибо все обряды, соблюдаемые ими, дозволены в церквах единоверческих. Таким образом, ради внешней формы жертвуют спокойствием огромного числа подданных империи^*182*. Кроме лишения их прав гражданских, за неимением священников (которых они просят, но которых им не дают), они лишены всякого духовного утешения и находятся под денноночным страхом обысков, суда и ссылки. После сего, восклицает Мельников, можно ли не признать истинного достоинства в многострадальном терпении русских людей, которое видно в наших старообрядцах. Будь то на Западе, давно бы лились потоки крови, как лились они во время Реформации, Тридцатилетней войны, религиозных войн в Англии и пр. Сравнивая положение протестантов перед началом религиозных войн с современным положением старообрядцев, нельзя не согласиться, что последние стеснены несравненно более, чем первые. Стеснения старообрядцев следует по справедливости отнести главнейше к невеликодушному взгляду и даже не совсем бескорыстным видам нашего духовенства^*183*.

Главным и весьма настойчивым вдохновителем гонений на старообрядцев как николаевского времени, так и последующего царствования, был знаменитый митрополит Московский Филарет^*184*. Все те меры, которые он проектировал вместе с императорами Николаем I и Александром II против старообрядчества и которые были применены к нему во всей их полноте и с беспощадной жестокостью, впоследствии, именно в наше уже время, применили безбожники-большевики ко всем религиям и исповеданиям в России, в том числе и к самой бывшей господствующей церкви, так нетерпимо относившейся к старообрядцам. Умный и проницательный Филарет не предусмотрел, что его проектами и мерами в будущем воспользуются самые коварные и самые злостные враги Христа и Бога.

Самым тягостным и самым страшным бедствием для старообрядцев было в николаевское гонение "оскудение священства": священников с каждым годом становилось все меньше и меньше. Это главным образом и повергало старообрядцев в тяжкое раздумье. Единоверие - фальшь и ложь: в нем лишь гибель души. Но и без священства нет спасения, ибо без него некому совершать таинства церковные, некому освящать, крестить, причащать, венчать, погребать. В старообрядчестве же нет епископов, которые имеют право и власть рукополагать священников. Все попытки приобрести их не имели успеха. Что же делать? Где взять священников? Как приобрести епископа? Эти вопросы в николаевское время встали с большой силой, с роковой настойчивостью. И пошли по ним совещания и обсуждения по многим старообрядческим общинам, Главным образом, по монастырям и скитам и на самом Рогожском Кладбище в Москве.

Всякая эпоха выдвигала своих деятелей, которые для этого времени и родились или созданы. Явились и в старообрядчестве великие деятели своего времени, которые нашли и указали выход из тяжелого и, казалось, совершенно безвыходного положения. Господь не оставляет Свою Церковь без Своего промышления о ней.

Иерархия с Востока и кафедра епископская за границей

Почти во всех своих всеподданнейших прошениях, начиная от аввакумовских и соловецких челобитных к царю Алексею Михайловичу и кончая обращениями к последнему императору Российскому - Николаю II, старообрядцы напоминали им, что все старообрядческие чины, обряды, богослужение и все св. тайны, совершаемые по "древлепечатным святым книгам, содержали и отправляли до Никона благочестивые российские цари, боголюбивые великие князья и святители, как-то: святые Петр, Алексий, Иона и Филипп московские и преподобный Сергий и прочие многие российские чудотворцы, святостью жития просиявшие и нетлением и чудесами прославленные от Бога". Старообрядцы были уверены, что придет время, когда сама никоновская иерархия и государственная власть признают всю эту древнюю святость и откажутся от всех прежних своих проклятий, анафем и всякого рода осуждений на нее. В царствование императрицы Екатерины Великой, когда было разрешено свободное отправление богослужений по дониконовским чиноположениям, эта уверенность их еще более укрепилась. А указ императора Александра I о свободном переходе в старообрядчество православных священников давал надежду, что последует таковое же узаконение и относительно православных епископов. В эти два царствования старообрядцы добивались приобрести себе епископа свободным, дозволенным путем, с Высочайшего разрешения. Стоило приобрести таким путем только одного епископа, как потом все высшее духовенство по всей России, а вместе с ним и народ, оказались бы под властью этого святителя и его ставленников и преемников. Равнодушные же к церкви и вообще к религии правительственные верхи, а также зараженная "тлетворным духом Запада" русская интеллигенция остались бы в никонианстве с "холеными и надушенными архиереями". Конечно, и малороссийские, и западные епархии целиком остались бы нетронутыми староверием.

Но старообрядцам не суждено было тогда приобрести себе епископа. А систематическое уничтожение их священства Николаем I, беспрерывные гонения его времени, варварское истребление величайших их святынь: церквей, монастырей, скитов, часовен с колоссально ценным их имуществом (древними и чудотворными иконами, с редкостными книгами, облачениями, всякой церковной утварью) - убедили, наконец, старообрядцев в том, что их надежды на опамятование или отрезвление от никониановщины русских царей и высшей иерархии совершенно напрасны.

Грозное "оскудение" священства давало себя чувствовать роковым образом: тысячи младенцев жили без священнического крещения, лишь с "бабушкиным" погружением; сотни погребений над умершими совершались священниками заочно, многие браки совершались без венчания, в ожидании приезда священника; божественная литургия совершалась редко, самое причастие оскудевало. Жизнь церковная во многом расстроилась. Приходилось всего бояться, во всем таиться и скрываться. Нельзя было собраться на дому помолиться Богу, это считалось большим преступлением и каралось весьма строго. Запах ладана, лишняя лампада перед святой иконой или свеча принимались за признак недавнего моления, и тогда производились в таком доме и даже в соседних повальные обыски, обычно с грабежом и всякими насилиями. По всей стране беспрерывно шли аресты древлеправославных христиан; тюрьмы, пересылочные участки, места ссылки были переполнены ими. Остававшихся еще во многих местах священников приходилось укрывать, перевозить из одного прихода в другой и нередко в отдаленные места со страшной опасностью и чрезвычайным искусством, на которое могут быть изобретательны христиане лишь в моменты наивысшего напряжения всех своих душевных и духовных сил. Но такое состояние не могло продолжаться бесконечно. Нужно было искать выхода из него. Главное - обеспечить себя совершителями таинств церковных. Нужно иметь своего епископа.

Еще до разорения Иргиза в его монастыри съезжались старообрядцы из разных мест и обсуждали все эти вопросы и главный из них: где приобрести епископа. И не менее важный: где его сохранить от николаевских преследований. На этих совещаниях выдвинулся своими умными, обдуманными и обоснованными предложениями весьма сведущий в Писании и в истории, но в то же время и весьма молодой еще уроженец г. Горбатова Нижегородской губернии Афоний Козьмич Кочуев^*186*. Он предложил, во-первых, отыскать епископа на Востоке (в восточных патриархиях в Египте, Сирии и других местах): может быть, и на самом деле, как тогда многие старообрядцы надеялись, Господь сохранил там благочестивых епископов; если же таковых не окажется, принять епископа согласно церковным канонам и древней церковной практике от греческой церкви, о которой в то время доходили в Россию сведения, что она меньше отступила от древнего благочестия, чем русская - никоно-петровская. Во-вторых, епископскую кафедру устроить непременно за границей: в Турции ли, в Австрии или в Польше, где имеется немало старообрядческих общин и где они пользуются религиозной свободой. Там епископская кафедра и ее святитель будут в полной безопасности. Предложение Кочуева было принято с радостью: выход из тяжелого положения найден, нужно только его с Божьей помощью осуществить. По этому вопросу в начале 1832 г. состоялся в Москве, на Рогожском Кладбище, многочисленный старообрядческий собор. Вообще все более или менее важные вопросы в старообрядческой Церкви решались соборне, общим согласием народа и клира. Вопрос же об иерархии был чрезвычайным. Как повествует автор "Исторических очерков поповщины", П.И. Мельников-Печерский^*187*, "...зимою 1831-1832 гг. двинулись на Москву послы из Вятки, из Стародубья, Керженца и Иргиза, из Саратова, Перми и Екатеринбурга, из Казани, Ржева, Торжка и Твери, из Тулы, Боровска и других городов. Приехали казаки донские, уральские и линейные, - всех казаков до сорока человек". Прибыли настоятели и игумены виднейших старообрядческих монастырей. Из московских представителей участвовали в соборных совещаниях приходские попечители и старшины, а также и Рогожские священники во главе с весьма уважаемым священником о. Иоанном Матвеевичем Ястребовым. На соборе выступил со своим докладом Кочуев А.К. Силою своего красноречия, основанного на знании церковных канонов и истории, подкрепленного неумолимыми и жуткими фактами переживаемого всем старообрядчеством трагического момента, он убедил всех членов собора принять единогласное решение - обратиться на Восток для разыскания епископа и устройства архиерейской кафедры за рубежом России. Доклад Кочуева сильно и авторитетно поддержал поименованный священник Ястребов. Была снаряжена депутация в Петроград^*188*, чтобы и тамошнее общество, близкое к высшим властям, ознакомить с принятым соборне решением и привлечь его к совместной деятельности по этому вопросу. В Петрограде было, однако, решено сделать еще одну попытку обратиться к государю с последней просьбой о смягчении мер, принятых им против старообрядчества и о дозволении старообрядческим священникам совершать свободно богослужения и требы церковные. Передать прошение царю взялся сочувствовавший старообрядцам и в то же время близкий к Николаю граф Бенкендорф (тогдашний шеф жандармов). Рассказывают, что когда он изложил перед государем просьбу старообрядцев, Николай в такой степени рассвирепел, что не выдержал себя перед благородным немцем: схватил подвернувшееся ему под руку кресло и с такой богатырской силой бросил о пол, что оно рассыпалось на мелкие части: "Так я сокрушу раскол!" - с нескрываемым гневом крикнул он. Но и после этого ужасающего отказа старообрядцы разных обществ продолжали обращаться к правительству с просьбой об облегчении их невыносимого положения. Ни одна просьба не была ни в малейшей степени удовлетворена. Просьбы лишь раздражали, и гонения становились все более и более тяжкими и роковыми. Вопрос с расколом считался поконченным: старообрядчество будет окончательно уничтоженным. Но Бог судил иначе.

Под покровом глубочайшей тайны нужно было выполнить единогласное решение Московского старообрядческого собора, то есть всей старообрядческой Церкви, об отыскании епископа и об устройстве за границей старообрядческой архиерейской кафедры. Для этого нужны были люди необыкновенные, с большой силой воли, выдержанные, преданные до смерти порученному им чрезвычайному делу, знающие, начитанные, "многоталантливые", как выразился проф. Субботин о Кочуеве. И такие люди нашлись, точно для сего дела рожденные. Главным из них был Петр ВасильевичВеликодворский, впоследствии, выражаясь характеристикой Субботина, "стяжавший себе великую знаменитость в старообрядческом мире под именем инока Павла"^*189*. Вторым был инок Геронтий, в мире Герасим Исаевич Колпаков.

Вся жизнь инока Павла была чудесной. С ранних лет его тянуло уже к жизни духовной, подвижнической: 12-летним мальчиком он делает попытку уйти в Стародубческие старообрядческие монастыри, что ему тогда не удалось. Только уже в 25-летнем возрасте он поселился в знаменитом Лаврентьевском монастыре (близ г. Гомеля), впоследствии тоже разоренном и отобранном от старообрядцев николаевским правительством. Одаренный от природы богатыми способностями, Павел имел страстную любовь к чтению книг духовного содержания и обладал поэтому колоссальными познаниями в церковно-богословской и церковно-исторической литературе. Почти с детства он проникся глубокой верой, которая потом не изменяла ему никогда, что он предназначен Самим Богом для совершения какого-то великого дела. Своим неизменным покровителем считал святителя Николу Чудотворца, который действительно ему являлся неоднократно и давал свои наставления. По ним и действовал Павел и имел успех^*190*. Он отрекся от мира и принял иночество, чтобы только выполнить предназначенную ему Богом миссию. Живя в монастыре, общаясь там с лучшими духовными деятелями старообрядчества и заодно с ними остро и больно переживая тогдашнюю трагедию "оскудения священства", инок Павел "считал уже не подлежащим ни малейшему сомнению, что он свыше предназначен именно для того, чтобы послужить древлеправославной Церкви приобретением для нее епископов, необходимо нужных в предотвращении угрожающего ей оскудения священства, что именно к этому подвигу Промысл готовил его с юных лет и что к нему же относились чудесные явления святителя Николы"^*191* . Вера Павла начала оправдываться: как раз к этому времени к нему явился из Петрограда от тамошнего старообрядческого деятеля, "гильдейца" Сергея Григорьевича Громова, знаменитый посол - сам Афанасий Кочуев. Громов взял на себя весьма опасное по тогдашнему времени дело снаряжения на Восток посольства для отыскания епископа и устройства за границей старообрядческой архиерейской кафедры, и к этому делу привлек инока Павла, которого уже раньше знал как человека предприимчивого и самоотверженного. Предложение Громова - оно было, собственно, решением Московского собора - отправиться на Восток с указанной целью было принято Павлом с особой радостью как указание свыше, как призыв Самого Господа. Нужно было найти себе спутника, и жребий пал на вышеупомянутого инока Геронтия, с которым Павел находился в тесной дружбе. Он тоже с юношеских лет возымел непреоборимое влечение к духовной жизни: девятнадцатилетним юношей он поселился в уединенном Серковском монастыре (близ г. Оргеева Бессарабской обл.), тоже, конечно, отобранном от старообрядцев в николаевское время, и после трехлетнего искуса постригся в иноки. Он потом стал евангельским отцом самого Павла. Чудным Промыслом Божиим Геронтий прибыл в Лаврентьев монастырь из Бессарабии как раз в тот момент, когда Павел уже избрал его себе в спутники по указанному святителем Николою жребию. С не меньшею радостью и Геронтий принял сей жребий. Это был уже 1836 год.

"С этого времени, - замечает профессор Субботин, - и начинаются странствия, труды и подвиги, предпринятые ради приобретения потребных старообрядчеству епископов двумя знаменитыми у старообрядцев друзьями - Павлом и Геронтием. Это была действительно примечательная двоица, связанная редким единодушием"^*192*. Павлу в это время было 27 лет; Геронтий же был старше на пять лет.

Они имели намерения исследовать сначала такие восточные страны, как Персия, Грузия, другие места по предгорьям Арарата, где, как тогда многие верили, скрываются истинные христиане и среди них находятся древлеправославные епископы; затем страны азиатской и европейской Турции - за Ливаном, в Сирии, в Египте. К 6 мая того же 1836 г. они благополучно добрались до г. Кутаиса. Но здесь были задержаны местной полицией, которая обратила внимание на их странное одеяние: старообрядческие, особого покроя камилавки и короткие мантии с красной оторочкой. Сам главнокомандующий Кавказом, барон Розен, допрашивал их. Согласно своим документам, они показали совершенно правильно о месте своего происхождения и приписки. Тем не менее, их арестовали и продержали в тифлисской тюрьме, "под замком секретных твердынь", более трех месяцев, пока наводились о них справки в местах их приписки. Это "испытание Божие" послужило им в дальнейшем на пользу: они стали осмотрительнее и осторожнее в своем путешествии и в предприятиях. Еще в тифлисской тюрьме они сговорились относительно дальнейшего путешествия и осуществления своих планов.

В новое путешествие они тронулись ранней весною уже 1839 г.; инок Геронтий был уже настоятелем Серковского монастыря. Сюда к нему и прибыл инок Павел. Важнейшие духовные центры старообрядчества были уже разгромлены и опустошены, оставались еще кое-где на окраинах старообрядческие монастыри и скиты. Из Серковского монастыря удобно было попасть в Австрию, именно в Буковину, где имеются старообрядческие поселения. Сюда и направили свои стопы наши многотерпеливые и уже довольно испытанные странники - иноки Павел и Геронтий.

Белокриницкий монастырь

Старообрядцы издавна живут в Буковине. Еще когда она входила в состав турецких владений, здесь, именно в Сучавском округе, было уже несколько старообрядческих селений. Самое раннее из них - Соколинцы (Миттска-Драгомирна) имело и другое название - Липовень. В древнейшем "Сказании о староверцах, живущих в земли Молдавской" повествуется, что по доносу на соколинских старообрядцев одного чиновника-взяточника они вызывались в столицу Молдавии - Яссы и здесь пред лицом господаря Михаила Раковицы и целым "собором" давали объяснения о себе и о своих верованиях. Представитель их, инок Тихон, свидетельствовал: "Мы пришли в сию Волошину в лето 7232 (т.е. в 1724 г.) во дни господаря Михаила, воеводы всей Молдовы". По выяснении некоторых пунктов старообрядческих верований, господарь сказал им: "Добрые вы люди и по всему православии, токмо толико у вас сел, а попа единаго имеете, и тот стар: как он может всю нужду вашу исправить", - и предложил им поставить для них епископа, как о нем просили некогда "хорошие люди" из староверцев, о чем напомнил им тут боярин Стурза. Вспомнил он, конечно, о ветковских ходатайствах. Воевода назначил соколинцам срок на два месяца, чтобы они в течение этого времени обсудили вопрос об епископе и привели бы своего кандидата для поставления. Но самостоятельно они были не в силах разрешить этот вопрос, а сноситься с ветковцами не пришлось, так как Ветка к тому времени была уже разорена. Так в то время, как сообщает автор "Сказания", "...о епископе ничто же учинилося"^*193*. Теперь же к потомкам этих старообрядцев ехали по этому же делу депутаты не от ветковских только старообрядцев, а от всего российского старообрядчества. Да и Соколинцы, как и другие селения Буковины, к этому времени принадлежали уже не Молдавскому господарству, а Австрийскому государству. Буковинские старообрядцы пользовались правами, дарованными им грамотою, подписанной собственноручно австрийским императором Иосифом II 9 октября 1783 г. По этой грамоте "дозволялось совершенно свободное отправление религиозных действий им, всем их детям и потомкам, вместе с их духовенством" и, кроме того, в силу этой грамоты, буковинские старообрядцы "освобождались от военной службы"^*194*. Этими правами воспользовались и старообрядцы, прибывшие сюда из Молдавии и с побережья Черного моря вместе с иноками, там жившими. Черноморские переселенцы избрали себе местом для заселения урочище Варницу, находящееся в соседстве с старообрядческим селением Климоуцы. Отличительную особенность Варницы составляет обильный источник, ключ, из которого бьет белая вода, почему это урочище получило название на молдавском наречии - Фантына-Алба, что значит по-русски белая-криница. Здесь именно, на этом урочище, и образовалось старообрядческое селение, знаменитое впоследствии Белая Криница. Здесь же устроился из прибывших с Черного моря иноков и монастырь Белокриницкий, еще более знаменитый в истории старообрядчества, чем само селение. В этот именно монастырь и прибыли наши всероссийские послы, иноки Павел и Геронтий. Настоятель монастыря, инок Иоиль, принял российских гостей очень радушно.

По словам Субботина, "разумные речи Павла, его примечательная наружность, умение со всеми обходиться - невольно располагали к себе каждого старообрядца", и он здесь всех подчинил своему влиянию, не только настоятеля Иоиля и всю его братию, но и всех почетных и уважаемых стариков в селении: "...такого разумника им еще не приходилось встречать". Осень и зиму 1839 г. Павел и Терентий прожили в Белой Кринице, и за это время Павел ознакомился со всем бытом буковинских старообрядцев, со всеми их нравами и "овладел общим расположением и доверием"; за это же время он "составил в главных чертах и тот план относительно учреждения законно дозволенной и признанной правительством старообрядческой архиерейской кафедры, на осуществление которого положил потом все свои силы и таланты". Целых четыре года неусыпный инок Павел, бесподобный труженик, вел многочисленные дела, чтобы, наконец, получить Высочайшее разрешение на учреждение старообрядческой святительской кафедры в Белокриницком монастыре. Сколько было на этом пути препятствий, столкновений, разного рода приключений и всяких недоразумений: со своей братией, с обществом, с правительством, с чиновниками разных рангов и в разных учреждениях - в губернском городе и в самой столице, Вене, и прежде всего на ближайших местах! Сколько пришлось великому Павлу составлять разного рода бумаг, меморий, рекурсов и даже целых сложных и весьма обоснованных сочинений, вроде знаменитого "Устава Белокриницкого монастыря"! Все преодолел несравненный Павел. В Вене добился личного представительства у самого императора Фердинанда и у других высоких особ. Только крепкая вера Павла в Божье покровительство его делу и в высокое свое предназначение, вера, не покидавшая его ни на одну минуту даже при вопиющих неудачах, дала ему силу и твердость довести все до конца. 6 сентября 1844 г. подписан был, наконец, императором Фердинандом следующий декрет: "По прошению липованской громады и староверческих иноков Белой Криницы,
а) всемилостивейше дозволяется привезти из-за границы одно духовное лицо, именно архипастыря или епископа с тем, что он может преподавать находящимся в Белой Кринице липованским инокам высшее посвящение, который также должен будет поставлять священников, равно как избрать и посвятить преемника себе. Однако же имеющее теперь прибыть из-за границы духовное лицо обязуется прежде вступления в должность чрез посредство губернии сообщить гофканцелярии о своем имени, чтобы можно было дипломатическим путем собрать о нем сведения и удостовериться, что никаких сомнений относительно его не существует. А так как по правилам греко-восточного обряда высшее духовенство может быть производимо только из монахов, то его величество
б) всемилостивейше соизволяет дальнейшее существование издавна находящегося в Белой Кринице монастыря утвердить".

Императорская гофканцелярия, сообщая содержание этого декрета для зависящих [от него] распоряжений губернии, со своей стороны предписывала ей иметь в виду, что "монахи и липованское общество обязались монастырь и епископа содержать на собственные средства, не требуя от правительства никакой помощи". Нужно заметить, что вот именно это условие о содержании епископа очень серьезно тормозило все ходатайство: несмотря на многочисленные уверения старообрядческих депутатов, и устные, и письменные, что именно на старообрядческие средства будет содержаться святитель, несмотря на принципиальное утверждение сего в самом "Уставе" Белокриницкого монастыря, правительство никак не могло допустить, что это будет именно так, в такой несокрушимой степени оно привыкло к содержанию всякого духовенства в Австрии на государственный счет, и посему всячески обязывало Белокриницкое общество непременно содержать своего архипастыря на свои средства, а не на казенные. И в последнем акте напомнило об этом губернии.

Инок Павел, а с ним и все белокриницкие христиане ликовали по случаю достигнутых успехов. Но Павел отлично сознавал, что это только начало того великого дела, которое он должен, по предназначению свыше, довести до торжествующего конца. А за это время произошли важные перемены как в России, так и в самой Белой Кринице. Умер Громов. Нужно было чрезвычайно опасное и потому в глубочайшей степени таинственное дело искания епископа и учреждения за границей кафедры для него передать другому лицу, которое сумело бы эту великую тайну сберечь и сохранить. Филарет и Николай продолжали свирепствовать: по всей России шел все усиливавшийся погром старообрядчества, о чем получал сведения Павел в Белой Кринице^*195*. Великие и могущественные погромщики не хотели и не могли даже думать, что их страшным замыслам уничтожить во что бы то ни стало старообрядческое священство и самое старообрядчество и всем проводимым с этой целью беспощадным мерам и коварным насилиям тогда никому не известный и, во всяком случае, весьма смиренный инок готовит могилу и отчасти уже приготовил. В Белой Кринице произошли весьма полезные для дела перемены: настоятелем монастыря избран инок Геронтий, самый монастырь приведен в благоприличный вид, у инока Павла нашелся новый помощник - инок Алимпий Милорадов. Родом из Полтавской губернии, в миру Афанасий Зверев, он принял пострижение, как и Геронтий, в Серковском монастыре и перебрался оттуда в Белую Криницу, где уже приобрел фамилию Мйлорадова. "Это был, - рекомендует г. Субботин, - весьма ловкий, в высшей степени отважный и смелый человек, горячо преданный расколу". Павел сначала опасался поведать ему свою тайну. Но оказалось, что замыслы о приобретении древлеправославного епископа, о снабжении священством всего старообрядческого мира, несмотря на все стеснения, употребляемые российским правительством, принадлежали именно к числу тех, которыми всего скорее способно было увлечься кипучее сердце инока Алимпия: ему нравились именно грандиозность и смелость предприятия. Труды и опасности, которые, как он ожидал, придется перенести ради любимого им старообрядчества в столкновении с разными, может быть, высокопоставленными лицами в странствии по разным местам и краям света, как нельзя больше соответствовали его характеру и только способствовали тому, чтобы он отдался всею душою замыслам "батюшки отца Павла", в которые этот последний постепенно и осторожно посвятил его. Нет сомнения, что и здесь много значила самая личность инока Павла, влиянию которого не мог не подчиниться даже и Алимпий, вообще мало способный подчиняться чьему бы то ни было влиянию. "Итак, - заключает Субботин свою характеристику инока Алимпия, - Павел и Геронтий приобрели в Алимпий нового сотрудника для осуществления своих планов об учреждении самостоятельной старообрядческой иерархии, сотрудника, который отдался этому делу всей душой, для него готов был на самые отважные подвиги и под руководством такого рассудительного и дальновидного человека, как инок Павел, мог действительно принести ему большую пользу". Павел представлялся императору Фердинанду и его родному брату, наследному принцу эрцгерцогу Францу-Карлу уже с иноком Алимпием, как с ним совершал и многочисленные поездки по делу во Львов, Черновицы, Вену и в другие места. С ним же совершил поездку и в Москву в начале 1842 г.

Предварительные вопросы о чиноприеме епископа

К делу приобретения епископа и к устройству ему святительской кафедры за границей российское старообрядчество относилось с чрезвычайной серьезностью и с молитвенным благоговением. Особенно нужно это сказать о самом равноапостольном Павле. С глубочайшей верой в Промысл Божий он считал себя избранником Божиим, находящимся под постоянным смотрением Всевидящего Ока Божиего и под нарочитым покровительством великого святителя Николы Чудотворца. Всякий шаг свой в этом деле и даже мысли о нем он признавал ответственными прежде всего перед Самим Богом и затем перед св. Церковью Христовой, которой он служил. Поэтому он всякое свое начинание предварял слезной молитвой и советами с единоверной братией своей. Облагодатствованный свыше проникновенным даром дальновидности, он предусматривал все препятствия и трудности на этом тернистом и весьма ответственном пути, предрекал все вопросы, связанные с делом принятия в старообрядческую Церковь епископа и с учреждением ему кафедры. Как избранный сосуд Божий, он отдался всей своей пламенной душой предназначенному ему Самим Богом делу, признавая его не просто чрезвычайно важным, крайне необходимым для всего старообрядчества, но священным делом, актом Божественным, поэтому и относился к нему, как именно к таковому, чтобы в служении ему и в осуществлении его не было ничего погрешительного, ничего порочного и просто ошибочного или неосторожного, но чтобы все было чисто, благодатно и свято, чтобы все пути и шаги в этом святом деле были канонически оправданы, основаны на Священном Писании, на Уставах церковных, на святоотеческих творениях и на примерах древней Церкви.

Согласно 50-ому правилу св. апостол старообрядческая Церковь весьма строго относится к совершению таинства крещения: она признает действительным лишь то крещение, которое совершено во имя Святой Троицы и непременно в три погружения. Обливательного крещения она не допускает и не признает, поэтому латинщиков перекрещивает как обливанцев. Тогда как - никоновская церковь признает таковое крещение и латинщиков-католиков не перекрещивает. Синод в 1724 г. издал особую брошюру, составленную архиепископом Феофаном Прокоповичем, "Оправдание поливательного крещения", в которой это крещение признается равносильным трехпогружательному, а все, отрицающие такую его святость, объявляются атеистами. Бывали и в древней Церкви, даже нашей Русской, случаи обливательного крещения, так, например, в XIII столетии в Новгородской и Псковской областях под влиянием Запада стали попы крестить обливательно. Но состоявшийся в 1274 г. во Владимире собор постановил: "Боле да не обливают никого же"^*196*. Даже в Потребник Иова, патриарха Московского, тоже под влиянием латинства, вошло наставление: больного младенца крестить обливанием^*197*. Но патриарх Филарет выбросил такое допущение, и на московском соборе 1620 г. было строго постановлено: не допускать обливательного крещения и латин принимать под новое крещение. Постановления сего собора неизменны в старообрядческой Церкви до настоящего времени^*198*. Поэтому старообрядцы всячески избегали принимать к себе священников от новообрядческой церкви, крещеных в губерниях малороссийских и западных, где практикуется крещение исключительно обливательное. Вот почему и на старообрядческом соборе в Москве 1832 г. было обращено особое внимание на форму крещения в восточных церквах, откуда старообрядцы могли бы принять себе епископа. Старообрядческие депутаты должны были на месте самым тщательным образом исследовать, как крестит та церковь, от которой придется присоединять к себе святителя.

Не менее важным признается и вопрос о способе, или чине, самого присоединения к Церкви приходящих к ней клириков, рукоположенных в еретическом или раскольническом обществе. С древних времен Вселенская Церковь установила три способа принятия к себе еретиков: одних совершенно крестить, от таковых не принимается и таинство хиротонии (т.е. рукоположения в священные степени: диакона, священника и епископа), других - только помазывать св. миром, у них признаются действительными и крещение, и хиротония; и третьих - не крестить и не миропомазывать, а лишь требовать от них покаяния и отречения от своих заблуждений. Хиротония их признается, разумеется, действительной. Старообрядческая Церковь принимает к себе никониан и единоверцев по второму чину, т.е. под миропомазание с сохранением священных степеней у присоединяемых клириков. По этому вопросу инок Павел составил особое сочинение и представил его на рассмотрение состоявшегося в Москве нового собора, уже в 1842 г. Руководство делом приобретения епископа и учреждения за границей архиерейской кафедры перешло к этому времени, за смертью А.С. Громова, к московским представителям, главным образом, к крупнейшему деятелю того времени Ф.А. Рахманову: он должен был ведать сей великой тайной и держать ее в большом секрете. В своем сочинении о. Павел предусматривает и "смотрительные случаи", которых было в древней Церкви немало, когда, по "благословным винам", принимались еретики, второго чина без миропомазания, лишь с отречением от своих ересей. Собор, однако, большинством голосов решил держаться канонических требований, от которых старообрядчество в этом вопросе никогда не отступало. Лишь в крайнем случае допустит принятие по третьему чину, когда действительно будут для сего "благословные вины" и то "после общесоборного рассуждения" по этому случаю, что, собственно, и Павел предлагал.

Немаловажным был вопрос и о крыющихся где-либо на Востоке истинных древлеправославных епископах. Многие из старообрядцев были твердо уверены, что Господь сохранил таковых в потаенных странах, даже беспоповцы верили сему. Русский народ с давних времен, именно после страшного татарского разгрома всей России, усвоил себе верование о затонувшем по Божью изволению граде Китеже, где все благочестие древней Руси сохраняется в неприкосновенности и где все чины церковные действуют в полном благолепии. В Семеновском уезде Нижегородской губернии есть старообрядческое озеро Светлояр, где ежегодно паломники собираются для молитвы и некоторые из них слышат из глубин этого озера колокольный звон церквей затонувшего здесь града Китежа, слышат и ангелоподобное пение молящихся там древлеправославных христиан. "Отличительная черта истинных христиан есть томление по "новому небу и новой земле", на которых правда живет, - разъясняет современный нам духовный писатель, архимандрит Иоанн (князь Шаховский), по поводу верований русского народа в таинственный град Китеж. - Как глубоко оправданы перед Богом эти томления русского народа по граде Китеже затонувшем"^*199*. Ничуть не удивительно поэтому, что и многие старообрядцы верили, что где-либо Господь сохранил в благочестии истинных епископов. Во всяком случае, требовалось сделать расследование по этому верованию, поискать прежде всего истинных, древлеправославных епископов, а потом уже обращаться к епископам других церквей. Утверждали, что благочестивые епископы скрываются где-нибудь в Ливанских горах или в Египетских местах, где-нибудь при берегах Нила. Сюда и направились наши искатели епископа, иноки Павел и Алимпий, в июне 1845 г. Многие места они посетили и исследовали: побывали в Ливанских горах, в Сирии, в Египте, на берегах Нила, в Палестине, всюду разузнавая, какие существуют здесь веры, какие у них чины и обряды, нет ли где истинных христиан. На берегах Нила, близ г. Каира, они действительно нашли египетских старцев-старообрядцев. Поселились они здесь лет сорок назад. С какой неописуемой радостью они встретили своих единоверных - Белокриницких иноков, которые и прогостили у них почти неделю. Свидание это было чрезвычайно важным, ибо эти старцы, так давно здесь живущие и прекрасно знающие все здешние местности, уверили своих гостей, что нигде в этих, как и в других ближайших местах, не слышно о существовании благочестивых епископов. Наши послы после сего считали вопрос о "крыющихся епископах" решенным: нигде их нет.

Одновременно Павел и Алимпий исследовали и вопрос о крещении, совершаемом у греков и у других здешних христиан. С дороги Павел писал обо всех своих наблюдениях пространные письма в Белокриницкий монастырь иноку Геронтию^*200*. Он был, как свидетельствует профессор Субботин, "достаточно вознагражден тем, что повсюду здесь видел в употреблении трехпогружательное крещение". Главное внимание он обратил на греков: как они крестят, как у них совершается богослужение, какие у них чины, порядки, обычаи, так как теперь было ему ясно, что именно от греческой церкви придется заимствовать иерархию. Наши послы не ограничивались одними лишь наблюдениями над фактами совершения греческим духовенством таинства крещения, но входили в беседы с греками, расспрашивали их по всем интересующим их вопросам, исследовали их богослужебные книги - Требники и Служебники - и всюду видели требование безусловное: совершать крещение непременно в три погружения. Исследовали и Кормчую греческой церкви ("Пидалион"), в которой нашли канонические и соборные требования не только о трехпогружательном крещении у себя, в своей церкви, но и осуждение поливательного крещения, совершаемого в католической церкви, осуждение суровое и безусловное как ереси и нечестия. Греки из-за обливания совершенно перекрещивают латин, как некрещенных. "Касательно настоящего нашего дела о занятии священства от греков мы теперь совестию совершенно спокойны, - писал инок Павел настоятелю Терентию в Белую Криницу, - потому что обтекли при помощи Божией все четыре греческия патриархии и своими глазами ясно видели, что везде у них единообразно совершается крещение в триипостасное Божие Имя тремя погружениями. Во всех четырех греческих патриархиях, кого ни спроси, все духовные и мирские также свидетельствуют о том единогласно, даже и самые уставы их в книгах древних и нынешних то же самое показуют. После сего остается ли чего требовать вернее?"^*201*

Все три изложенные вопроса были разрешены вполне удовлетворительно и исчерпывающе: потаенных епископов благочестивой древлеправославной веры нет; крещение в греческой церкви совершается в три погружения и, значит, действительно; от нее посему, согласно церковным канонам, можно принять хиротонию.

Но наряду с этими вопросами стоял еще один вопрос, хотя ничуть не связанный с ними и из них не вытекающий. Это вопрос денежный. Он всюду и во все времена был неизбежным, начиная с Христова служения на земле и кончая нашим плачевным бытием. Российские старообрядцы, обладая огромными капиталами, по свидетельству Мельникова-Печерского, едва ли не большей частью всего российского капитала, могли бы легко закупить все четыре восточные патриархии^*202*. Но такую покупку легче было совершить в самой России: соблазнить деньгами какого-либо, может быть, самого лучшего и даровитейшего епископа Синодальной церкви (холеные и надушенные святители любят пожить всласть), перекинуть его за границу (что сделать было очень легко) и устроить его на дозволенной австрийским правительством кафедре; а еще легче и удобнее было сделать так: упросить любого святителя никонианской церкви за большую мзду рукоположить для старообрядцев их же кандидата в епископы и такового переправить в Австрию на готовую кафедру. Но все таковые действия - торговые сделки - претили чистой совести старообрядцев, они не могли даже помыслить о них. Почти вся переписка старообрядцев николаевского времени по делу приобретения себе епископа захвачена, перехвачена, выкрадена, куплена и всякими другими способами добыта русским правительством и его агентами и стала достоянием врагов и обличителей старообрядчества. И что же? Во всем этом огромном письменном материале нет даже намека на какую-либо денежную сделку или подкуп для приобретения старообрядчеству епископа. Чистота намерений, святость исполнения решенного дела поставлены были старообрядцами выше всего и дороже всего. Дело Божье твори no-Божьи, а не торговым способом, хотя бы и честным. Преисполненный высших нравственных и святых порывов служения Богу, инок Павел не мог даже помыслить о чем-либо искусственном, подкупном в этом великом и благодатно-спасительном деле. Все у него и во всем должно быть чисто и свято. Епископ должен прийти в старообрядческую Церковь по искреннему убеждению в ее святости, истинности и спасительности, присоединиться для искреннего служения Христу и его святому алтарю, а не ради каких-либо материальных расчетов и своекорыстных целей. И такового именно святителя инок Павел нашел. "Близ Господь всем призывающим Его, всем призывающим Его воистину, - говорит порфироносный пророк Давыд, - волю боящихся Его сотворит и молитву их услышит и спасет я" (Псал., 144:18-19). "Такова сила надежды, - подтверждает Златословесный Иоанн, - она не постыжает того, кто искренно предан ей", и "действие силы Божией в том особенно и состоит, чтобы из безвыходного положения находить выход"^*203*.

Первый белокриницкий святитель - митрополит Амвросий

Белокриницких депутатов нисколько не смущало то обстоятельство, что, может быть, присоединится к старообрядческой Церкви такой греческий святитель, который не знает ни русского, ни славянского языка, ибо они отлично знали, что древней Русской Церковью, начиная от Владимирского времени, в течение пяти столетий управляли исключительно греческие митрополиты, из которых многие совершенно не знали ни русского, ни славянского языка^*204*. Поэтому Павел и Алимпий прибыли в самый Константинополь с твердой надеждой здесь именно найти нужного старообрядчеству епископа^*205*. Но первая их попытка оказалась неудачной. Обратились они к одному греческому епископу (к сожалению, имя его неизвестно) и убедили его в полном благочестии старообрядческой Церкви, и он согласился принять на себя звание старообрядческого епископа, оставаясь, однако, в общении с греческой церковью и признавая ее обряды. Инок Павел тогда ему разъяснил, что необходимо совершенно оставить погрешительные обряды и верования греков, оставить самую церковь греческую, как находящуюся в заблуждении, и присоединиться к старообрядческой Церкви, согласно требованию церковных канонов, "не мешать сладкое с горьким", по выражению Павла. "Тотчас сей отряхнул руки". Это первое обращение наших депутатов сразу же вскрывает характер их намерений и тактики^*206*. Без какого бы то ни было лукавства или хитрости, без всякой утайки чего бы то ни было они честно, открыто и прямо заявляют, что убеждаемый епископ должен перейти в старообрядческую Церковь, как в истинную Церковь, по искреннему убеждению, и оставить церковь неправую, в которой теперь находится. Они вели подлинно апостольское дело.

Как в этом их деле, так и в их отношениях с турецкими властями и другими лицами, а также в их переездах и разного рода ходатайствах им оказывал существенную помощь знаменитый зарубежный старообрядческий деятель Осип Семенович Гончаров, казачий атаман, имевший в Турции многих друзей и благодетелей, знавший хорошо по-турецки, "человек (по характеристике Субботина) тонкий и умный, неутомимо деятельный и предприимчивый"^*207*. По его рекомендации белокриницкие депутаты приобрели себе для сношения с греческими владыками и с турецкими властями замечательного переводчика - Константина Ефимовича Огняновича, "родом сербина, служившего при цареградской патриархии, многоученого человека и довольно знающего многие языки". При содействии и помощи этих лиц, им легко было ориентироваться в таком огромном и притом весьма запутанном и многоязычном городе, каков Константинополь.

По указанию своих константинопольских друзей, иноки Павел и Алимпий обратились к другому греческому иерарху. Это был Боснийский митрополит Амвросий.

Можно смело сказать, что ни об одном святителе не имеется столько точных и обстоятельных сведений, сколько об этом митрополите, ибо о нем наводили впоследствии справки и собирали сведения три могущественнейших в то время государства: Россия, Австрия и Турция. От проницательных взоров исследователей жизни Амвросия не ускользнул ни один штрих его биографии, ни один факт из его иерархической деятельности.

Амвросий родился в 1791 г. и при крещении назван был Андреем^*208*. Отец его состоял священником в г. Эносе и был в своем роде уже 22-м священником и сына своего решил посвятить также священноиерархическому служению. Андрей, окончив соответствующую богословскую школу, женился в двадцатилетнем возрасте и тогда же был рукоположен в священники эносским митрополитом Матфеем^*209*. Но через три года овдовел и, прослужив после сего еще три года в звании приходского священника, постригся в иноки, получив при этом имя Амвросий. Ему было в то время 27 лет. Митрополит Матфей принял его к себе в митрополичий дом. В 1823 г. он был избран настоятелем Святотроицкого монастыря, что на острове Халки. Здесь на него обратил внимание Константинопольский патриарх Констанций и перевел его поближе к столице, сделав его настоятелем церкви [...], что в Босфоре, а потом взял его и в самую патриархию на весьма ответственную должность - "протосингела великой церкви". Здесь Амвросий стал уже на прямую дорогу к получению архиерейского сана. В 1835 г. умер Боснийский митрополит Вениамин и Амвросий был поставлен в число кандидатов в святители на освободившуюся кафедру. Собравшийся по сему случаю патриарший священный Синод под председательством патриарха Григория, состоявший из архиереев: Ефесского Хрисанфа, Анкирского Герасима, Софийского Паисия и Ираклийского Дионисия, имевшего полномочие и от Никомидийского Панарета, - "избрал и предпочел всем другим его, священнословеснейшаго, великаго протосингела святыя Христовы Церкви, господина Амвросия, яко достойнаго восприяти архиерейское предстоятельство и пастырский жезл святейшия митрополии Боснийския", как свидетельствует выданная ему ставленная грамота от 9 сентября того же, 1835 г. Рукополагал его в это достоинство сам патриарх Григорий при участии всех перечисленных архиереев. Тогда же митрополит Амвросий отправился на свою Боснийскую кафедру.

Босния - славянская область, входившая в состав тогдашней Турецкой империи, населенная сербами; но сербами обозначаются здесь все православные сербского племени: босняки, герцеговинцы, далматинцы, черногорцы, словенцы, граничары и т.п. Все они говорят на славянском наречии и службы церковные совершают по славянским книгам, нередко русской, московской печати. Среди этих славянских племен и начал свое архиерейское служение новый митрополит. Положение архипастыря в этой области, как и вообще в славянских областях Турции, было очень затруднительным: ему приходилось встать или на сторону турецких правителей, изнурявших народ тяжкими поборами и всякими насилиями, и в таком случае сделаться ненавистным для своей паствы, или же встать на сторону угнетаемого народа и чрез это самому стать жертвой вражды и насилий турецкого правительства. Присылаемые из Константинополя архиереи-фанариоты легко выходили из такого затруднения: они становились на сторону турецких угнетателей и заодно с ними грабили народ и поэтому были ненавидимы своей паствой. "Но митрополит Амвросий, - говорим словами профессора Субботина, - явился исключением из боснийских владык - фанариотов. Человек от природы добрый, он не мог равнодушно смотреть на бедственное положение народа - встал на его сторону и по возможности старался облегчить его нужды. Это было таким необыкновенным явлением, так противоречило издавна сложившемуся народному понятию о греческих архиереях, что народ даже не признавал Амвросия за грека: утвердился слух, что он природный славянин и именно болгарин. Вот замечательные слова, занесенные в одну Боснийскую летопись: "Этот владыка был святой человек, он много заботился о бедных. Он был родом болгарин, вовсе не был сребролюбив и радел только о том, чтобы народу было покойно, чтобы народ не терпел неправды"^*210*. Основываясь на действительных, ярких фактах, Субботин подтверждает, что "Амвросий действительно смело заявлял себя человеком, готовым стать за интересы народа, даже пренебрегая своею личною безопасностью". Воистину "пастырь добрый, полагающий душу свою за люди своя". За это его возненавидели местные турецкие власти, донесли на него центральному правительству, что такой владыка неугоден им, и турецкое правительство потребовало от патриарха удалить такого митрополита с кафедры.

Ровно пять лет прослужил митрополит Амвросий на Боснийской кафедре, служение его было действительно пастырским, апостольским, жертвенным. Такого исключительного святителя патриархия должна бы всеми силами отстоять от турецких нападок. Но на патриаршем престоле был в это время Анфим II, человек слабый, сам подделывавшийся к желаниям турецкого правительства. Посему последовало 12 сентября 1840 г. патриаршее определение, которым митрополит Амвросий отзывался с Боснийской кафедры в Константинополь. Здесь он поступил в число безместных архиереев, которые, получая от патриархии пенсию и нередко участвуя в патриарших служениях, дожидались нового назначения на освобождавшиеся кафедры. Амвросий оставался свободным, когда к нему явились Белокриницкие депутаты, иноки Павел и Алимпий. Очевидно, Промысл Божий, в который так пламенно верил Павел, а с ним вся старообрядческая Церковь, предназначал его на более славное служение, чем было на Боснийской кафедре, но зато и наиболее ответственное и более тернистое: там он имел столкновения лишь с местными турецкими пашами, а тут он будет иметь дело с могущественными императорами самых великих держав.

Амвросий сразу понравился нашим депутатам своею серьезностью, положительностью и внимательностью, с которой он выслушивал их предложение. Большое обаяние производило и его открытое и красивое лицо с большими и умными глазами. Убедить митрополита Амвросия в правоте старообрядчества было очень легко, особенно в истинной древности двоеперстного сложения, о котором свидетельствуют древние греческие же книги и древние иконы, в изобилии еще сохранившиеся на Востоке. "И начались беседы, - повествует профессор Н.И. Субботин. - Павел говорил Амвросию, разумеется, при посредстве Огняновича, о догматах веры, о церковных тайнах, о неизменно содержимых старообрядцами древлеотеческих преданиях и обрядах. Амвросий выслушал его со всем вниманием и нашел, что ничего противного православию в учении старообрядцев, как изложил его Павел, действительно не находится"^*211*. Быть старообрядцем - это значит быть истинно православным, ни о какой измене православию здесь не может быть и речи. В этом был прав Амвросий. Но ему была непонятна разница между старообрядческой церковью и греко-российскою. Это заставило инока Павла написать Амвросию довольно обширное сочинение, в котором он не только доказал неправильность новых обрядов греко-российской церкви, но и относительно вступления м. Амвросия на Белокриницкую кафедру так же был откровенен, как и в устном разговоре с ним, как и в предложениях первому греческому епископу, чтобы "не мешать сладкое с горьким". "Церковное присоединение должно быть, - писал Павел прямо, - согласно правил святых отец и то должно исполнить без всякого прекословия". Сочинение Павлове, написанное действительно основательно и весьма убедительно, произвело на Амвросия должное впечатление, и он уже согласился было присоединиться к старообрядческой церкви. Но встревожило его одно случайное обстоятельство. Когда шли его переговоры со старообрядческими депутатами, он в то же время продолжал ходить в патриархию к службам и участвовал вместе с другими архиереями в торжественных патриарших служениях, даже в хиротонии новых епископов. Во время одного такого посещения патриархии он спросил одного "ученого мужа", заведя с ним разговор издалека: "А что это за люди - старообрядцы?" Тот ответил: "Это не еретики, но только в образовании Святой Троицы перстами мизинцев уменьшают равность Св. Духа". Как ни абсурден был ответ этого "ученого", он сильно смутил Амвросия, и он стал "недоверчив ко всем прежним послов представлениям и разным доказательствам, и стал неподвижен, единственно боясь, что не пристрастно ли прельщают его в неправую веру". Но это дало повод иноку Павлу написать для Амвросия новое сочинение, в котором он, по выражению Субботина, "явился во всеоружии раскольнической учености". Ученость эта выразилась совсем не в "раскольничестве" каком-либо, а в изложении многочисленных доказательств в пользу древности двоеперстного сложения и в догматическом разъяснении его символического изображения. Особенно убедительным доказательством для м. Амвросия было свидетельство книги "Пидалион" - греческой же Кормчей, обязательной для всякого греческого священнослужителя, незадолго перед тем изданной Константинопольским Синодом с особыми толкованиями. В ней, именно в толковании на 91-е правило св. Василия Великого, в котором речь идет о крестном знамении, сообщается, что древние христиане, т.е. времен Василия, имели другое перстосложение, чем нынешние, они знаменовались двоеперстным сложением, причем сделана ссылка на греческого духовного писателя XII века св. Петра Дамаскина. Павел представил м. Амвросию и следованную Псалтырь Исифского издания, достав ее у майносских старообрядцев-некрасовцев, живущих в Анатолии, на берегу Черного моря. Относительно троеперстия Павел доказал, что в нем догматически неправильно тремя неравными перстами изображается равенство Лиц Святой Троицы; основательно доказал и неприемлемость так называемого именословного перстосложения. Сочинение это окончательно убедило митрополита Амвросия в правоте старообрядческой Церкви и в заблуждениях церкви греко-российской. Однако м. Амвросий все еще колебался и не давал решительного согласия присоединиться к старообрядческой Церкви как к Церкви истинной и Христовой. Только чудесное видение митрополиту Амвросию побудило его дать согласие на присоединение.

Случилось это так, как рассказывает об этом инок Алимпий: "Мы решили, - повествует он, - еще раз сходить к м. Амвросию, и если он не изъявит и на этот раз своего согласия, то заявить ему, что мы оставляем его навсегда. И что же случилось? Когда мы пришли к митрополиту Амвросию, то заметили, что он как бы нас ожидает, и принял нас очень ласково, пригласил сесть и первым начал: "Я согласен пойти к вам, только брать ли мне с собою сына или не надо?" (Сын его служил тогда в Константинополе в какой-то комиссии своего тестя). Митрополит, по-видимому, согласен был оставить его одного в Константинополе. Мы переглянулись с о. Павлом с великим удивлением: как это, паче нашего чаяния, нашлось в Амвросии согласие на наше предложение. Как бы не доверяя искренности его убеждений, решились испытать его таким вопросом: "Почему же, ваше преосвященство, вы ныне сделались согласны на наше предложение, а вчера не соглашались, когда мы вам вполне изложили свои убеждения?" "Вчера, проводя вас, - отвечал Амвросий, - я был занят мыслию: добро ли мне предлагается. С этою мыслию, помолясь Богу, я лег. Но не успел я еще уснуть, как вдруг предстал предо мною во свете священнолепный муж и сказал: "Что ты много утомляешься размышлениями. Это великое дело тебе суждено от Бога исполнить и от русского царя пострадать". При последнем слове "пострадать" я содрогнулся и очувствовался, но никого не было, только в комнате виден был свет, который постепенно исчезал, наподобие того, как бы кто уходил с зажженной свечой. Сердце мое исполнилось и страхом и радостью, так что я от восторга всю ночь без сна проводил в своих к Богу молитвах, и решил дать вам полное мое согласие; ибо если на это есть Божие благоволение, то мы обязаны его с радостью исполнять". От этого рассказа его и мы с о. Павлом были в каком-то восторге", - заключил о. Алимпий свой рассказ^*212*.

Не может быть ни малейшего сомнения в том, что явившийся м. Амвросию "святолепный муж" был святитель Никола Чудотворец, к помощи которого инок Павел всегда прибегал еще с малых лет и который столько уж раз выручал его в затруднительных положениях, давая ему в чудесных явлениях своих спасительное направление и наставления. Теперь, в такой решительный момент, его помощь была особенно нужна, и она пришла и возымела свое действие.

При беседах с м. Амвросием белокриницких послов были, конечно, разговоры и о положении и состоянии Белокриницкого монастыря, где должен постоянно пребывать митрополит, и о правах, и о содержании митрополии, как и самого митрополита. Депутаты ознакомили м. Амвросия со всеми документами, относящимися к существованию Белокриницкого монастыря и архиерейской кафедры в Австрийском государстве. По существующему положению, утвержденному австрийским правительством, верховный святитель старообрядцев должен содержаться на монастырском иждивении, не требуя от государства никакой помощи на сей предмет. И сами старообрядцы изложили и закрепили такое именно положение в своем Уставе, представленном на утверждение правительства. Последнее все же беспокоилось, как бы не пришлось старообрядческого святителя содержать на казенный счет, и поэтому, как мы уже видели, при объявлении императорского декрета о разрешении старообрядцам иметь своего архипастыря, предписало губернскому начальству непременно принять во внимание, что этот архипастырь должен содержаться на собственные средства монастыря, не требуя от правительства никакой помощи. Это обязывало как Белокриницких депутатов, так и самого митрополита Амвросия дать с своей стороны австрийскому правительству какие-то заверения при утверждении Амвросия, что действительно ни монастырь, ни верховный святитель не будут тревожить государственную казну. Было поэтому решено составить и подписать формальное условие со стороны м. Амвросия и со стороны иноков Павла и Алимпия. Таковое и было подписано 16 апреля 1846 г. В нем м. Амвросий заявляет, что он "по чистой совести заблагоизволил поступить в староверческую религию в сущем звании митрополита" и обязуется "по прибытии в Белокриницкий монастырь, учиня церковное присоединение согласно правил святых отец, неотлагательно поставить там в наместники себе другого архиерея, как дозволено всевысочайшим указом". Монастырские же депутаты, по данному им доверию Белокриницкого монастыря, "обязуются содержать его высокопреосвященство господина митрополита Амвросия на всем монастырском иждивении во всяком спокойствии и удовлетворении во всю его жизнь"^*213*.

Теперь нужно было собираться в дорогу, в Австрию - в Белокриницкий монастырь, к месту нового служения митрополита Амвросия. Инок Алимпий, этот бесстрашный и "ясный сокол", как величал его Павел, ничуть не медля, уехал из Константинополя сначала в Белую Криницу, а оттуда в Россию с радостным известием всем древлеправославным христианам о приобретении долгожданного святителя. Павел же оставался в Константинополе еще целый месяц в разных хлопотах и приготовлениях к отъезду. Митрополиту Амвросию был выправлен паспорт на имя майносского казака-некрасовца (старообрядца), чтобы с этим документом доехать лишь до Добруджи, к своим христианам, где можно уже достать документ архиерейский. Амвросий вынужден был ехать до этого места в казачьем платье^*214*. Путь этот был весьма тернистым, по выражению Павла, исполненным "скорбей и необыкновенных искушений"^*215*. Только по прибытии наших путешественников в старообрядческое селение Сарыкой (в Добрудже, ныне Румынии), м. Амвросий первый раз по выезде из Константинополя мог свободно вздохнуть.

Торжество древлеправославной Церкви

С того момента, как митрополит Амвросий изъявил согласие перейти в старообрядчество и письменным актом выразил это, он стал уже старообрядческим епископом. Инок Павел так и начал относиться к нему, именно как к своему уже архипастырю, хотя еще канонически и не присоединенному к старообрядческой Церкви. Для зарубежных старообрядцев не были секретом ни искания архиерейства, на что были уполномочены российским старообрядчеством белокриницкие депутаты, ни разрешение австрийского правительства учредить епископскую кафедру в Белокриницком монастыре - они ожидали этого события с большой радостью и с волнующим настроением. Один русский ученый, Н.И. Надеждин, посетивший в 1845 г. Буковину, а также и молдавские старообрядческие селения, писал: "Весть об учреждаемой раскольнической епископской кафедре, распространяясь между ними, носится из уст в уста любопытною новостью и возбуждает общее участие"^*216*. В России же эта весть держалась в большой тайне даже среди самих старообрядцев, а правительство даже не подозревало, что творится у заграничных старообрядцев. Оно продолжало угнетать, гнать и громить всероссийское старообрядчество, с каждым годом усиливая свои жестокости против него, ведя по всей стране настоящую войну против своих же русских людей - с повсеместными атаками на старообрядческие монастыри, скиты, церкви, часовни и прочие духовные пристанища и убежища, с облавами, внезапными налетами и всякими другими военными средствами. Вооруженного сопротивления, конечно, нигде не было: лишь слезы, плач и рыдания да молитвы и просьбы были единственными средствами защиты древлеправославных христиан от всех этих страшных, разорительных и мучительных нашествий. Начиная с 1832 г., со времени первого старообрядческого собора в Москве, решившего учредить за рубежом епископскую кафедру, и до описываемых событий гражданское и духовное правительство никонианства одержало в России ряд "блестящих побед": за это время пали такие славные духовные крепости старообрядцев, как Иргиз и Керженец и ряд менее значительных крепостей и цитаделей. Потребовались бы огромные тома, чтобы описать эти громкие победы. Мы пишем краткую историю, поэтому обо всем говорим лишь кратко. Об Иргизе мы уже упоминали. Здесь упомянем о разгроме Уральских скитов.

Много их было. Вблизи одного селения, Шарташского (в четырех верстах от г. Екатеринбурга) их существовало двенадцать (все женские), в них было около 400 инокинь. "Скиты эти были, - как сообщает их бытописатель, - не только образцом подвижнической жизни, но и рассадником просвещения и грамотности"^*217*. Славились они еще и тем, что в 1824 г. их посетил сам император Александр I, о чем возвещали железные доски, повешенные на стенах скитских часовен - Знаменской и Троицкой. В николаевское же время, под командой пермского епископа Аркадия, нами уже упоминавшегося в своем месте, эти скиты были разгромлены и уничтожены особыми "карательными экспедициями", все имущество их разграблено, а инокини разогнаны. Торжество православия было полное. Ожидалось в то время окончательное падение и даже уничтожение такого упорного "врага", каким оказалось всероссийское старообрядчество^*218* . Сколько тяжкой скорби и грустных воздыханий было за это время выражено миллионами истинных христиан! Сколько пролито ими горьких слез! Сколько вознесено Господу горячих молитв, стонов, рыданий, воплей! Всего этого не описать. Вся великая страна была облита слезами, омолитвена непрестанными возношениями к Богу. Молитвы эти и слезы были, как видим, не напрасными.

Больше всего боялись старообрядцы "оскудения священства". Какая же великая, несказанная радость их охватила, взволновала и подняла до самого неба, когда они узнали, что уже совершилось в Константинополе. Последующих событий они ждали с молитвенной надеждой.

В это время м. Амвросий и инок Павел держали путь в Вену, в столицу Австрийского государства. Зарубежные старообрядцы уже знали, что едет их святитель, и по дороге устраивали ему торжественные встречи. Так, в г. Тульче (Добрудже) весь берег был покрыт народом в ожидании прибытия парохода с м. Амвросием, все старообрядцы были разодеты в праздничные наряды - люди обоих полов и всякого возраста. Впереди ожидали почетные старики - общественные депутаты с хлебом-солью и депутация иноков от Славского монастыря, много народу прибыло и из [Сариксы]. Но приготовленная встреча митрополита не состоялась. С парохода поспешил выйти раньше всех инок Павел и увлек весь собравшийся народ с берега в город: нельзя было устраивать Амвросию такую громкую и пышную церемонию встречи, когда он еще не имел настоящего паспорта и ехал обыкновенным пассажиром. В качестве такового он и вышел с парохода немного позже, и Павел провел его в особо приготовленную квартиру, куда и пришли к нему славские иноки и выборные от обществ с хлебом-солью; они "утешали его и просили немало не беспокоиться, уверяя, что теперь, под их защитой, он совершенно безопасен". Новые его покровители в тот же день увезли его в селение Сариксу, исключительно одними старообрядцами населенное. Здесь уже была устроена митрополиту подобающая встреча. Прожил он тут четыре дня и тесно сблизился со старообрядцами: посетил их церковь, побывал в гостях у многих видных общественников, посетили и его депутаты из ближайшего старообрядческого селения Журиловки; прохаживался по улицам села - и всюду народ встречал его с необыкновенным восторгом, все разряженные, все кланялись святителю до земли. Нужно отметить, что нигде нет такого почтительного отношения народа к духовенству, как у старообрядцев в Добрудже, в Буковине и в Бессарабии: при всякой встрече с духовным лицом, будь это на улице или на площади или в другом месте, народ и каждый старообрядец кланяется ему до земли, не стесняясь ни пылью, ни грязью. Митрополит Амвросий в первый раз в жизни встретил такое почтительное отношение народа к нему. Сам он был облачен тоже по-старообрядчески: в мантию и камилавку.

За время пребывания митрополита Амвросия в Сариксе ему был выправлен турецкими властями уже святительский паспорт. В Вену прибыл Амвросий с иноком Павлом и с переводчиком Огняновичем 28 июня 1846 г. Они сразу же стали хлопотать, чтобы лично представиться самому императору. Было заготовлено прошение от имени митрополита о принятии его в австрийское подданство и о разрешении ему теперь же вступить в отправление своих святительских обязанностей в Белой Кринице. К прошению были приложены документы:
а) подлинная ставленная грамота, удостоверяющая митрополичье достоинство Амвросия;
б) подлинное разрешение, выданное м. Амвросию патриаршей канцелярией на служение литургии в одной из константинопольских церквей, свидетельствующее о том, что Амвросий не состоял ни под каким запрещением священнодействий, и
в) формальное условие, подписанное Амвросием и иноком Павлом, удостоверяющее, что проситель-митрополит действительно будет содержаться на старообрядческом монастырском иждивении, а не на казенные средства. Все эти документы были снабжены переводами на немецкий язык. Аудиенция у императора Фердинанда была назначена на 11 июля. "Представление было очень торжественное, и внимание Амвросию оказано было большое. Когда пред выходом императора выстроился в приемной зале целый полк разных чинов, то Амвросий с сопровождавшими его Павлом, Огняновичем и Дворачком (венским переводчиком) смиренно стали на последних местах. Но явившийся из императорских покоев распорядитель аудиенции с великим почтением взял их и поставил на самое первое место, впереди всех предстоящих. Таким образом, Амвросий был первым из всех присутствовавших на аудиенции высоких особ, к кому обратился император Фердинанд, как только вступил в приемную залу. Амвросий в кратких словах изложил сущность своей просьбы, которую тут же и вручил его величеству со всеми надлежащими актами. Император весьма благосклонно выслушал м. Амвросия, принял бумаги и обнадежил, что по справке всевозможное удовлетворение самого его и староверцев учинено будет". Затем м. Амвросий представился в Вене и другим высоким особам.

Согласно заявлению императора, австрийское правительство немедленно предписало своему консулу в Константинополе навести справки о м. Амвросии. Справки получились самые удовлетворительные и вполне подтвердившие все заявления Амвросия о себе. Но еще до получения справок австрийское правительство дозволило м. Амвросию отправиться в Белую Криницу и там "отправлять святительские обязанности, согласно Высочайшему определению от 18 сентября 1844 года". В первых числах октября митрополит Амвросий, инок Павел и переводчик Огнянович покинули Вену.

В Белокриницком монастыре уже давно ожидали своего святителя и приготовились к сему: было приведено в лучший вид помещение для митрополита; инок Алимпий привез из Москвы полное архиерейское облачение и все другие необходимые при архиерейском служении принадлежности. Настоятельствовал здесь все тот же распорядительный и предусмотрительный инок Терентий. Он тоже успел побывать в Москве и вернуться оттуда благополучно. Белокриницкие и Климоуцкие христиане вышли встречать митрополита за две мили от Белой Криницы, одних конных - верховых молодых старообрядцев было до сорока человек, особо нарядных, украшенных флагами, лентами, шалями (их называют тут "боярами"). Они, окружив экипаж митрополита, провожали его до самого селения. "Здесь, - как повествует инок Геронтий, - егда показася экипажа верх, четвероконнаго дилижанса, четыредесятью конных всадник сельской дружины, под руководством сельскаго дворника (примаря), окруженный, - при двух церковных храмах часто заговорили колокола: нынче праздник - завтра праздник, и на долзе часто так твердили... Весь народ обоих сел высыпал на улицу, от старца до грудного младенца, на руках матери носиша". Поезд направился к сельской церкви, здесь ожидали митрополита священноинок Иероним, в облачении, с крестом и весь освященный причет со свещами и хоругвями. Как только митрополит вышел из экипажа, народ, стоявший около церкви, "весь ниц на землю пал, поклонися ему". Амвросий вошел в церковь и, обратясь к народу, приветствовал его: "Мир всему православию сему". Народ отвечал: "И духови твоему, преосвященнейший Владыко", - "...таже паки, ниц падше, поклонися ему". В монастырь митрополит пошел пешком и за ним весь народ. Здесь, в святых воротах, его встретил настоятель Геронтий и клир в соборных мантиях и вся монастырская братия в обычном иноческом одеянии. Настоятель и вся братия поклонились митрополиту до земли и приветствовали его подношением хлеба-соли. "Благослови, владыко, входом твоим святое место сие", - возгласил настоятель. Митрополит Амвросий отвечал: "Благословен вход святых твоих, всегда, и ныне, и присно, и во веки веком", - и знаменовал крестообразно святыя врата. Вся процессия тронулась к монастырской церкви, в которой по-праздничному горели все свечи и лампады и паникадило. Здесь снова встретил митрополита священноинок Иероним, он возгласил: "Благословен еси грядыи..." - клир же подхватил: "...во имя Господне, осанна в вышних". Затем следовал обычный церковный "начал" и проводы Амвросия до его покоев, где ему было приготовлено "учреждение"; народ же весь был отпущен домой.

Событие это совершилось 12 октября. А на 28-е того же месяца назначено было присоединение митрополита Амвросия к старообрядческой Церкви согласно установленному "чину". За это время он получался твердому произношению по-славянски всех тех возгласов и молитв, которые архиерей во время литургии провозглашает во всеуслышание^*219*, и усваивал старообрядческие церковные обычаи, порядки и обхождение. Павел же закончил новое свое сочинение, "Краткое соображение", о тех еретиках, от которых "действуемыя тайны, крещение и хиротония, по правилам святых соборов, в православную Церковь к приятию есть достойны". Обладая глубокими знаниями, инок Павел документировал это сочинение многочисленными канонами и событиями из древней Церкви. Оно предназначалось не только для данного случая - присоединения м. Амвросия, но и вообще для руководства всем старообрядцам^*220*. К этому сочинению автор добавил еще статью "О трехпогружательном в греках крещении", в которой, кроме греческих требников и других книг и своих личных наблюдений, приводит свидетельство самого Амвросия: он "по долгу присяги, с целованием святого образа и своеручным подписанием, заверил их (Павла и Алимпия), что крещен в три погружения"^*221*

Все зарубежные старообрядцы были своевременно извещены о предстоящем торжестве присоединения к св. Церкви митрополита Амвросия. Депутаты от обществ начали прибывать в монастырь заблаговременно.

27 декабря состоялось в монастырской церкви соборное заседание по вопросу о чиноприеме митрополита. В обсуждении участвовали: вся монастырская братия, депутаты из Молдавии, из Ясс, депутаты от буковинских слобод, белокриницкие, климоуцкие, соколинские, мехидрские и множество христиан, собравшихся из окрестных мест. В первую голову было заслушано Павлово "Соображение". После непродолжительного обмена мнениями было единогласно решено предложить митрополиту Амвросию учинить присоединение по второму чину, т.е. под миропомазание, как было решено и на Московском соборе, а недавно и на Славcком собрании и как всегда практиковалось в старообрядческой Церкви; если же богодарованный святитель отстранит это требование, тогда совершить присоединение по третьему чину. Решение это было представлено митрополиту утром, на другой день после совершения всенощного бдения святителю Николе Чудотворцу. Сей "скорый помощник" и здесь оказал свое "теплое заступление": м. Амвросий сразу же "с веселым лицем" согласился на второй чин. Тотчас же начался звон к Божественной литургии. Церковь была переполнена народом. По прочтении часов, митрополит Амвросий вошел в церковь "в достодолжном сопровождении". Положив обычный "начал" и облачившись в алтаре во "вся святительская", он вышел на амвон и, "стоя пред царскими дверьми, начал велегласно русским языком проклинать все ереси" по приготовленному чину, как написано в Потребнике. Затем принял себе в отца духовного священноинока Иеронима^*222*, которому исповедался в алтаре и от которого был помазан святым миром^*223*. Выступил после сего митрополит Амвросий чрез царские двери к народу, уже фактически по установленному "чину" присоединенный к старообрядческой древлеправославной Церкви, во всем святительском величии, как правомочный архипастырь этой Церкви^*224*, и "прием в руки трикирий и дикирий, стал благословлять народ прямо на церковь и по сторонам". "Вот зрелище трогательное и радость восхитительная Всемогущим Промыслом Божиим устройся ныне! - восклицает очевидец-дееписатель. - На что все людие, всякаго возраста и сословий, со слезами взирали, и каждый ощущал в душе своей истинное удовольствие, и всяк из глубины сердца своего приносил благодарение Господу Богу, явившему людем Своим, новому Израилю, милость Свою попремногу". И подобно нечто евангельскому гласу мнози себе повторяли, яже блажены очи наши, что мы ныне видим, яже от многих лет не видели отцы наши". По окончании божественной литургии "всеобщим собором с подобающею честию и песнопением проводили митрополита до келий его; святитель же, обращься пред дверьми входа, благословил народ и отпустил с миром". Все отцы и братия и многие гости были приглашены на трапезу и поздравления в настоятельские келий и "весь день во славу Божию праздновали радостно".

Так необычайно скромно, в такой уединенной от мира, почти пустынной обстановке совершилось в истории старообрядчества величайшее событие, полное значение которого еще до сих пор не оценено и не выявлено. Верно говорит профессор Субботин, что "день этот, 28 октября 1846 года, с которого ведет свое начало ныне существующая у старообрядцев иерархия, когда последовало событие, составляющее эпоху в истории старообрядчества, должен быть отмечен в летописях его как один из самых замечательных"^*225*. Это был день не только великой радости многих миллионов гонимых и унижаемых в России самых преданных ей сынов, но и величайшей победой Церкви Христовой над ее гонителями. Это было беспримерным ее торжеством. Подумать только, что этим до убожества скромным актом были уничтожены и развеяны, как прах, все дьявольские замыслы самых могущественных властей того времени - уничтожить старообрядческое священство, а с ним и все старообрядчество, ибо без священства нет и самого христианства. Не только в этом выражалось торжество и победа всего старообрядчества, но и в совершенно новом положении старообрядческой Церкви и всего ее священноначалия. Кончилась вековая зависимость от церкви-гонительницы, от иерархии-притеснительницы, зависимость тяжелая, унизительная и позорная. Многолетнее тяжкое испытание, ниспосланное Господом Своей Церкви, выдержано ею с многими страданиями, с великим терпением, с твердой надеждой на милость Божию. И полуторавековое вдовство ее снято с нее Самим Богом. "Не бойся, - взывает Сам Господь к Своей Церкви, - яко посрамлена еси, ниже устыдися, яже укорена еси: понеше срамоту вечную забудеши и укоризны вдовства твоего не помянеши к тому" (Исайя, 54:4). Совершилось удивительное чудо: смиреннейший инок Павел, никому до того не ведомый, имевший в своем распоряжении единственные средства - молитву, веру, терпение и непоколебимую надежду, победил и сокрушил самого могущественного императора Николая, со всем его воинством, гражданским, военным и духовным. Маленький пастушок Давыд пустячной пращой убил наповал вооруженного с ног до головы Голиафа. Да, "сила Божия в немощи совершается!"^*226*

Дальновидный инок Павел предусмотрел все печальные случайности, все бедствия и несчастия, которые могли постигнуть искомого владыку после его присоединения к старообрядческой Церкви. Поэтому он исходатайствовал у австрийского правительства Высочайшее разрешение на существование старообрядческой кафедры, которое обязывало прибывшего святителя поставить себе иерархического преемника. Да и по смыслу своего святительского служения он обязан был рукополагать священнослужителей. Поэтому первою заботой митрополита Амвросия было по присоединении поставить себе преемника. Наилучшим кандидатом в таковые был бы сам инок Павел, отмеченный Богом многими достоинствами. Но он и с ним Алимпий дали "зарок" еще пред началом архиерейских поисков не вступать ни в какую священную степень, чтобы ни в ком не возбуждать подозрения, что они искали епископа по своим личным расчетам, и обещание это до смерти своей выдержали твердо.

Были избраны для рукоположения в священные степени три лица: двое из монастырской братии, иноки Евфросин и Терентий, и один из сельских жителей - Киприан Тимофеев, занимавший в Белой Кринице много лет почетную должность уставщика (дьяка), человек доброго и трезвого поведения, по избрании постригшийся в иноки с именем Кирилла. Первым в диаконы был поставлен о. Евфросин 30 октября, вторым о. Терентий - в диаконы 3 ноября, а в священники 8-го того же месяца. Затем шли рукоположения: 22 ноября - инока Иоасафа в диаконы, 24 - иеродиакона Евфросима в священноиноки, инока Арсения в диаконы, 6 декабря - священноинока Терентия в архимандриты, 25 декабря - инока Кирилла в диаконы, а 1 января 1847 года его же - в священноиноки.

Кандидатами в епископа и наместника митрополии были избраны три лица: настоятель Геронтий, казначей о. Дорофей и инок Кирилл (Киприан Тимофеев). По совершении молебствия, м. Амвросий вошел в алтарь царскими вратами к престолу, на котором под пеленой лежали три жребия с именами трех этих кандидатов, и, не снимая пелены, вынул один из них и подал иеродиакону Евфросину. Тот прочел во всеуслышание имя Киприяна Тимофеева (тогда он еще не был иноком Кириллом). Таким образом Промыслу Божию угодно было указать этого кандидата.

Рукоположение его, теперь уже священноинока Кирилла, было назначено на 6 января 1847 г. Оно происходило с большой торжественностью: прибыло на него огромное количество не только своих древлеправославных христиан из разных мест, но более 50 человек начальствующих лиц из губернии, для которых было отведено помещение за монастырской оградой. Порядок посвящения, тщательно изученный всеми участниками богослужения, был выполнен с поразительною точностью, без какого бы то ни было замешательства, что в таких случаях бывает явлением обычным.

Кирилл был поставлен "епископом богоспасаемого града Майноса и наместником митрополии"^*227*. Тогда же ему была выдана митрополитом Амвросием ставленная грамота, в которой дается о нем такое свидетельство: "При собрании многих достопочтенных лиц священнического и иноческого чина и от окрестных обществ депутатов, в присутствии нашем к числу двух избранных от отец монастыря сего, господина настоятеля и казначея, присовокуплен и третий из числа достопочтенных белокриницких жителей, Киприан Тимофеев, удостоенный к высокому сему выбору от целого Белокриницкого общества и даже монастырского общебратства письменным свидетельством и от отца духовнаго особым удостоверением, что он есть самаго лучшаго нравственнаго поведения и непорочнаго жития, богобоязливый, честный и добродетельный человек, по смерти законной жены своей свобод сыи от мира, достоин к восприятию архиерейскаго сана. Понеже он от самых младых своих лет даже до настоящаго сего времени вел себя всегда честно и трезвенно, устроял домовство свое прилежно и благонравно. При всем том более тридцати лет при Белокриницкой сельской церкви церковным настоятелем и уставщиком находился беспорочно и даже самую настоящую церковь собственными своими трудами и ревностью воздвигнуть содействовал и в ней за недостатком священства обычественныя богомолебствия церковнаго последования, исключая литургии, тщательно и благоговейно совершал и единоверных своих христиан и детей их вместо отца духовнаго страху Божию и святым заповедям учил и наставлял. К совершенному заключению достоинства его на восприятие епископскаго сана и самый Промысл Божий во святой Церкви в соборном богомолебствии посредством жребия избрал его пред прочими самым первым. А потому, когда он предварительно поступил законным пострижением в чин иночества под именем Кирилла, аз, смиренный митрополит Амвросий, хиротонисал его по степеням: в диакона, потом в пресвитера и, наконец, в епископа"^*228*. Епископу Кириллу не пришлось, однако, ехать на свою кафедру, вследствие последовавших вскоре крупных событий в Белой Кринице. Он оставался пока на положении помощника митрополита Амвросия. О рукоположении Кирилла в епископы и об оставлении его в монастыре митрополит Амвросий послал губернскому начальству соответствующее донесение, чтобы оно было доведено до сведения и "Высочайшего правительства".

Митрополит Амвросий рукоположил еще следующих лиц: 18 мая Захария Ульянова - священником для Климоуцкого прихода, 15 июня избранного ясским обществом Никифора Панкратьева - в священники для сего общества, 17 августа инока Иакова задунайского Славского скита - в диаконы для сей обители, 21 августа инока Славского скита Аркадия Дорофеева в епископы для всех задунайских староверческих обществ с местожительством в Славе. Аркадий предварительно был поставлен в диаконы и священники. Для Мануйловского монастыря м. Амвросий поставил 1 октября священноиноком иеродиакона Иоасафа и, наконец, того же числа инока Онуфрия рукоположил в диаконы. В то же время, по благословению митрополита Амвросия, совершал рукоположения в священное достоинство и епископ Кирилл, а также отправлял и другие епископские обязанности: так, он 20 августа освятил 15 новых антиминсов. Были и совместные служения этих иерархов. Так, епископа Аркадия рукополагали они вдвоем; в великий четверток, 20 марта, вместе совершили освящение мира со "всем освященным собором: архимандритом, двумя священноиноками, двумя священноиереями и двумя иеродиаконами".

Старообрядческая иерархия быстро и совершенно каноническим порядком развивалась и укреплялась, причем в мирной и совершенно свободной обстановке.

20 июня (2 июля) все того же 1847 г. митрополит Амвросий получил от губернаторского начальства уведомление, что "всевысочайшим решением от [?] марта сего года он определен в австрийское подданство". 25 июля получен "декрет" от того же начальства, что "высокодержавное" правительство зарегистрировало епископа Кирилла (Киприана Тимофеева) в надлежащей ведомости как "поставленного Белокриницким святителем за своего наместника". Все шло законно, гладко и торжественно. Все зарубежное старообрядчество, принявшее м. Амвросия, все монастыри и скиты в Австрии и Турции ликовали, праздновали и благодарили Господа Бога за ниспосланную им такую великую милость. Но недолго продолжалось это ликование. Вскоре разразилось бедствие как над первосвятителем Белокриницкой митрополии, так и над самим Белокриницким монастырем и населяющей его мирной, богомольной и в большинстве своем дряхлой братией.

Путь страданий

Церковь Христова основана Кровью Самого Господа, и с первых веков своего развития она укреплялась на крови и страданиях бесчисленных своих мучеников. Терпение и страдания - это существенные признаки ее святости и преданности своему Божественному Основателю. Старообрядческий епископ Павел Коломенский запечатлел свою преданность Церкви и Христу страданиями, кровью и огненной смертью. Богом суждено было, чтобы и первый Белокриницкий митрополит - Амвросий также прошел путь терпения и страдания за св. Церковь и Христа. Прозорливого духа инок Павел еще из Константинополя писал своим друзьям о м. Амвросии: "Он, вняв званию свыше, через убогий наш глас решился оставить вся и самую приверженность своего отечества, восприял твердое намерение пройти прискорбный и тесный путь по следам Христа Спасителя"^*229*. Служение Амвросия в старообрядческой Церкви действительно было Христовым путем, который проходил этот святитель с несокрушимой твердостью и с неизменной покорностью воле Божией.

Ни на минуту нельзя было сомневаться в том, что русское правительство, узнав об учреждении старообрядческой епископской кафедры, примет какие-нибудь воинственные или карательные меры против нее, постарается даже стереть ее с лица земли, если это будет в его возможности. Первые известия о ней, полученные врагами старообрядчества, вызвали в их среде большую растерянность: они сразу поняли, что все их усилия уничтожить в старообрядчестве священство потерпели крах. Сам император Николай, получив это известие по дороге в Чугуев, куда ехал на военные маневры, до того был потрясен, что когда прибыл к войскам и когда главнокомандующий ими начал было рапортовать о состоянии армии и маневров, он, еще не вылезая из саней, закричал ему: "А ты слышал, раскольники имеют за границей уже архиерея!"^*230* До такой степени захватили его мысли о старообрядческом святителе, что ему было не до армии, не до маневров, не до самой России: перед его глазами стоял только этот величайший "враг" - старообрядческий митрополит, рукополагающий священников, епископов и этим уничтожающий все адские затеи всесильного императора. Римскому императору Децию, жестокому гонителю христианства, историки приписывают заявления, что он "лучше стал бы терпеть в Риме второго императора, чем христианского епископа". Преследования и Валериана, и Диоклетиана также касались главным образом епископов^*231*. Николай Павлович ничуть не постеснялся потребовать у австрийского правительства немедленно уничтожить существование в его державе "раскольнической кафедры". Не дождавшись ответа от австрийского правительства, нетерпеливый царь посылает российскому послу в Вене новое требование уже с военной угрозой: "Повторить мое решительное требование от австрийского правительства, чтобы мнимый монастырь (разумеется, Белокриницкий) был немедленно закрыт, а самозванец-епископ выслан, как бродяга, и объявить австрийскому правительству, что ежели я не получу скорого удовлетворения в справедливых моих настояниях, я вынужден буду прибегнуть к иным, крайне мне прискорбным мерам"^*232*. Кто знает, может быть, разразилась бы страшная кровопролитная война из-за старообрядческого митрополита, если бы австрийская держава, в то время переживавшая опасный внутренний политический кризис, не была вынуждена выполнить крайне несправедливые и крайне бесстыдные требования Николая, подкрепленные военной угрозой. Австрия пошла на унижение собственного достоинства и нарушение собственной конституции.

Белокриницкая братия уже знала, что русское правительство предпринимает какие-то меры против старообрядческой иерархии: еще 16 июня 1847 г. получили в монастыре письмо из России, в котором сообщалось, что выехавший туда из монастыря настоятель, архимандрит Геронтий, арестован на возвратном пути в Австрию 28 мая и "отправлен к царю в Петербург". Геронтий послан был в Россию с извещением всем христианам о совершившихся в Белой Кринице радостных событиях и по сбору на содержание монастыря. Все, что при нем было, отобрали, и он после длительных допросов был заключен в знаменитую Шлиссельбургскую крепость^*233*. Белокриницкая братия приготовилась ко всяким неприятностям, которые не замедлили нагрянуть на всю митрополию. 1 (13) декабря 1847 г. в монастырь явился от губернатора из г. Львова особый чиновник с предписанием немедленной доставки митрополита Амвросия во Львов к самому губернатору. На другой же день митрополит выехал в город в сопровождении инока Алимпия и нескольких мирских уполномоченных. Отсюда он был препровожден в Вену. Здесь ему было . объявлено с одной стороны требование русского правительства прекратить всякое сношение со старообрядцами и отправиться в ссылку на заточение, а с другой - ласковое отеческое послание патриарха Константинопольского Анфима, убеждающее его возвратиться в греческую церковь, где ждет его "лучшая епархия", и угрожающее в случае неповиновения извержением из сана^*234*. Предложение Анфима было очень соблазнительным: в Константинополе у м. Амвросия было немало добрых друзей; по наблюдениям инока Павла, "он всеми знаменитыми архиереями и цареградскими купцами утешаем был ежедневным гостеприимством, яко присный и простосердечный отец, и целуем был, яко розовый крин"^*235*. Слабый, малодушный и расчетливый человек, конечно, легко согласился бы вернуться в такую среду спокойного, идиллического и обеспеченного жития. Не таков был дивный Амвросий. Еще в прошении императору Фердинанду, врученном ему при личном представлении, митрополит Амвросий писал: "С твердостью решился я принять избрание староверческого общества в верховного пастыря, видя пред собою самое явное божественное провидение, которое меня предназначило, дабы лишенное до сих пор священного пастыря оное общество руководить в вечному блаженству-пути. Для того с искреннейшим желанием и, одушевлен будучи любовию и ревностию, всю свою жизнь за благосостояние такового общества готов пожертвовать"^*236*. Теперь предстало м. Амвросию на деле доказать эту преданность. От имени австрийского правительства министр граф Инцаг предложил митрополиту выбирать одно из двух: или всю жизнь быть в изгнании, в заточении, лишенным свободы и деятельности, или вернуться в родную страну под обещанное покровительство патриархии, жить обеспеченным и свободным. Митрополит Амвросий ответил на это с непоколебимой твердостью: "Я единожды сию религию принял и уже вспять возвратиться отнюдь не желаю: потому что я, как выше сказано, не влез в чужое стадо или в чужую епархию; но словом сказать, Божиим благоволением и по царской милости и правам, данным староверческому народу в Буковине, на звание и просьбу того же народа чрез их депутатов пришел я по ревности евангельской к овцам, не имущим пастыря, не на уничтожение, но на увеличение славы Божией, где остатки сих старых моих лет положить и самую мою жизнь окончить желаю, благодаря Бога"^*237*. У митрополита Амвросия, как видно, еще теплилась надежда, что он может быть возвращен в Белую Криницу, к своей пастве, с которой он так сжился и сроднился. Его ответ был представлен на Высочайшее решение. Но что мог решить австрийский монарх в виду такого грозного требования русского императора? Он повелел уведомить м Амвросия, что "возвращение его на Белокриницкую кафедру не может больше иметь места". Уведомляя о сем митрополита, граф Инцаг писал ему: "За нужное поставляю ваше преосвященство понудить - выразить посему свою решимость: или возвратиться к патриарху, или в заточение, и мне таковое в восемь дней представить"^*238*. И после этого предписания м. Амвросий все еще надеялся подействовать на правительство своими мольбами и объяснениями. "Я не плачу о лишении моей прежней Босанской митрополии, - писал он в ответ на предписание министра, - тамо бо виновны мусульмане, враги Креста Христова; но всего прискорбнее, что ныне уже и под скипетром христианского императора второе новое подъемлю наказание в лишении врученной мне паствы и новоучрежденнаго архиерейскаго престола в Белой Кринице^*239*, да еще над всем тем, вовсе против совести моей: его убеждением, его угождением - или отступить вспять и возвратиться к патриарху, или вкусить вечного заточения. Потому ныне я нахожусь на краю самой страшнейшей пропасти: лишен всякой епархии, лишен чести, доверия и самых нужнейших средств, чтобы мог жить где-нибудь соразмерно моему званию с спокойствием"^*240*. На эту жалобу последовало окончательное решение 26 июля 1848 г.: "Сие решение, - предписывал митрополиту г. министр, - с строжайшим подтверждением дается вам, дабы вы отнюдь не имели никакого с липованами союза, но с получения сего немедленно отправились в назначенное вам местопребывание - в город Цилли, и там будете находиться по смерть вашу, с тем замечанием, что выезд из города никуда не позволяется вам - отлучаться без особого дозволения тамошнего губернатора"^*241*.

Митрополит Амвросий пошел в ссылку на пожизненное заточение. Достойна удивления твердость его характера. Принял он этот новый крест без гнева и ропота, без воплей и шума. С истинно христианским смирением он подчинился воле Божией, которая явлена была ему еще в Константинополе в видении: "Надеемся, - писал он в Белую Криницу по дороге в ссылку, - помощию Божией оправдаться и явиться перед всеми в полной нашей невинности, хотя и одержимся на нас самою большой скорбию и болезнйю о случившемся нам утеснении в самое то время, когда надеялись жить в спокойствии и иметь попечение о духовной нашей пастве и ее спасении. Сие письмо посылаем на пользу монастыря и братии и целого общества, молящеся Богу и о нас, чтобы удалил от нас искушение сие и подал вам и нам желаемый мир и спокойствие; яко да благодать Всевышнего и неизреченная Его милость будет со всеми вами"^*242*.

Более пятнадцати лет пробыл митрополит Амвросий в ссылке в австрийском городке Цилли, где нет ни одного ни славянина, ни грека, а одни лишь австрийцы и евреи, в прискорбном отдалении от своей белокриницкой паствы. Но духовного общения он с нею не порывал. Все время он заботился о своей пастве, радовался ее радостями и страдал ее несчастиями и болезнями. В каждом письме своем в Белую Криницу он неизменно с душевной скорбью напоминал о своем "удалении ненавистью враждебников наших от сожительства с своей паствой". Но утешал себя тем, что он все же "духом не разлучен от чад своих о Христе"^*243*. Скорбел больше о том, что удален от святыни, не имеет при себе Святых Даров^*244* . Зато как он был восторженно радостен, когда иноки Павел и Алимпий привезли ему Святые Дары. Самая встреча с ними была весьма трогательной. Они описывали ее в своем письме из Цилли в Белую Криницу: "Как отворил митрополит Амвросий дверь (сам одевши в обычной его келейной одежде: на голове спальная камилавка и на ногах чулки и пантофли) и, увидев нас стоящих двух, вовсе неожиданно и нечаянно (ибо мы не предваряли его известием своим), ужаснулся и, сплеснув руками и прижав сжатые свои руки к себе, к груди, воскликнул: "О, Боже мой, Боже!" Потом мы вступили в его горницу, и он от радости не знал, что делать - засуетился, готовил нам место. Мы помолились Богу перед иконами и поклонились на землю к его ногам, и он благословил нас крестным знамением по долгу христианскому, а мы целовали его руку"^*245*.

До самой смерти митрополита Амвросия была искренно и горячо преданна ему его паства, постоянно пребывая с его высокопреосвященством в молитвенном и духовном общении, а иногда и лично посещая его в изгнании через нарочитых послов. Незадолго до его смерти Московский Духовный Совет старообрядческой Церкви в "Доверительной грамоте" от 31 августа 1863 г. (№ 21), посланной на имя Тульчинского епископа Иустина, поручил сему епископу посетить митрополита Амвросия: "Передайте ему, Высокочтимому изгнаннику и страдальцу, - говорится в названной грамоте, - что все мы чтим в нем восстановителя нашей священной иерархии. Чувствуем, что он пожертвовал собою за нас, и при каждом совершении бескровной жертвы воспоминаем о митрополите Амвросии страждущем"^*246*. Епископ Иустин и иеродиакон Ипполит были у митрополита Амвросия последними посетителями: они расстались с ним 28 октября 1863 г., а он почил о Господе через два дня, т. е. 30 октября. Немедленно же, как только эта скорбная весть дошла до Белой Криницы, наместник Амвросия, митрополит Кирилл, особой грамотой оповестил всех старообрядцев о блаженной кончине великого страдальца Христова. Погребение о нем было совершено заочно, так как тело его, за невозможностью, по тогдашнему бездорожью и огромностью расстояния, привезти в митрополию, было погребено в ближайшем к Цилли городе Триесте, на греческом кладбище^*247*.

Менее, чем митрополит Амвросий, пострадал Белокриницкий монастырь. По требованию императора Николая, он должен был быть "немедленно закрыт". Действительно, после ареста митрополита Амвросия в марте 1848 г. в монастырь прибыла "по Высочайшему повелению" особая комиссия, которая переписала всех жителей обители, двадцать двух из них выслала за границу как иностранных подданных, и монастырь закрыла. Но вскоре в Австрии произошли политические перемены и монастырь был открыт. "Австрийским правительством дозволено было и существование закрытой по требованию русского правительства Белокриницкой митрополии", - с грустью сообщает проф. Субботин^*248*. 29 августа 1848 г. наместник митрополита, епископ Кирилл, вступил в управление [в качестве] "верховного святителя", а 4 января 1849 г. он был соборне "за Божественной литургией, по обычном наречении митрополитом возведен на архиепископский Белокриницкий престол и надлежащим порядком вручен ему митрополичий жезл".

167 "Диаконовы ответы", представленные Питириму в 1717 г. Известна и другая дата: 1719 г. См.: Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы. Опыт энциклопедического словаря. М.: Церковь., 1996. Ред.]. Питирим, как и многие другие обвинители стмрообридчества, ставил ему в упрек, что оно в тяжкие времена гонений не имело возможности вести церковную жизнь нормально. Авторы названных "Ответов" отвечали Питириму: "Дивна есть твоя стязания, ими же изволил еси стязевати о нуждных случаях, случившихся у нас: случаях невольных, случаях плачевных, в людях гонимых, в людях благочестия ради страждущих, со многими нуждами и скорбями, со многими слезами и напастьми древнее благочестие нудящихся соблюдати. Тыя вопрошаема о архиереех, кия вчера за благочестие паче злодеев расхищаемы бяху. Тыя стязуешь о пространстве чинов, кии дневний день проживут ли безнапастно, не ведят. Тыя вопрошавши о видимых церквах, кии исповедуемую Церковь едва плачевно могут, от невольствующих бегающе, соблюдати. Тыя стязуеши о тайнодействиях пространных, которыя пребывают в гонениях и нуждах безпрестанных" (Вступление к ответам).
В наше бы время всех этих беспардонных обвинителей старообрядческой Церкви поставить перед лицом теперешней всероссийской действительности! В прошлом году на Парижском съезде русских трудящихся христиан г. Ю.Л. Войцеховский в своем докладе о "Православной Церкви под игом большевиков" сообщал: "Нет в России больше подвига, чем пастырство. Мы даже не знаем имен большинства этих православных пастырей, принявших тайно священство или постриг, священствующих на улицах Москвы, обслуживающих миллионы верующих, переезжая из деревни в деревню, из города в город, гибнущих в бесчисленных тюрьмах и концентрационных лагерях" // Новый путь. 1939, 15 августа. № 73. Не менее ярко рисует положение в России христиан и "Православная Русь": "Люди желают крестить детей, но негде. Есть, правда, кое-где нелегальные священники, они не носят ни бород, ни рясы, служат в частных домах на антиминсах. Вина церковного достать в России невозможно, служат на малиновом или даже на клюквенном квасе. Просфоры часто пекут из ржаной муки, если нельзя бывает достать пшеничной. Где нет близко священника, люди сами молятся, собираясь вместе друг у друга. Умерших сами провожают на кладбища, поют над ними панихиды или акафисты за упокой" // Православная Русь. 1940. № 20. Старообрядчество пережило более жестокие гонения, чем большевистское, и целые столетия пребывало в гонениях, но никогда еще священники не служили литургии на малиновом соке или на клюквенном квасе и не укрывали себя посредством брадобрития. Та же газета сообщает, что в советской России среди служителей "культа" четко определились две группы: враги народа с явным антисоветским настроением - контрреволюционеры. Такие уходят в подполье, создавши всякого рода подпольные церкви, монастыри. Уходу в подполье немало содействует сплошное закрытие церквей, осуществляемое врагами народа, на этот раз уже из партийцев. Вторая группа - "приспособленцы", как их называет статья "Антирелигиозника". Но с этими советской власти труднее бороться: они "орабочивают" и "околхозивают" целый состав религиозных общин. Это одна из распространенных форм приспособления поповщины... Христова пехота - бродячие попы - крестят десятки детей, венчают по несколько пар. Закрыты церкви, служат на дому, а то член совета общины читает молитвы по Потребнику, точно капитан на корабле, "сущим в море далече" // Антирелигиозник. 1940. № 7. Суждено и бывшей господствующей в России церкви пройти и испытать на себе былой старообрядческий тернистый путь. Замечательно, что даже старообрядческая терминология применяется православными писателями к своим священникам, например, "поповщина", "бродячие попы", "подполье". Известный писатель Мельников-Печерский в своих "Очерках поповщины" говорит о Николаевском времени, когда особенно яростно истреблялось правительством старообрядческое священство: "Много было и теперь у старообрядцев беглых попов, содержимых в тайне и переезжавших с места на место для совершения треб, попов, которые стали известны под именем проезжающих священников. Но положение таких бродячих попов было крайне для них тягостно". Мельников-Печерский П.И. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 187. Конечно, и теперешнее положение старообрядчества в России не менее тягостно. Но не столь обидно: теперь гонят и издеваются над ним безбожники, а тогда гнали его и уничтожали православные власти - светские и духовные, последние в особенности.

169 Геннадий, епископ Пермский. Панегирик. Коломна. 1882. С. 9.

170 Глагол времен. СПб., 1908. № 12. Все многоточия принадлежат единоверческому журналу.

171 С особым злорадством семинарские учебники по истории раскола отмечают, что в старообрядчестве было два епископа-самозванца - Анфиноген и Анфим, в пятидесятых годах XVIII в. Но их старообрядцы быстро ликвидировали: Анфиноген бежал в Польшу, а Анфим после долгих общений с Радауцким митрополитом Мисаилом, с Иаковом, митрополитом Молдавским и с Даниилом, митрополитом Браиловским, погиб в Днестре. Но Даниил все же утвердил Анфима в сане епископа уже после того, как он был разоблачен в самозванстве. Старообрядцам нельзя ставить в упрек этих самозванцев. Во всяком обмане виноват не тот, кого обманули, а тот, кто обманул и кто приготовил и воспитал обманщиков. И Анфим, и Анфиноген вышли из никонианской церкви и там получили рукоположения в первые священные степени: "Это ягоды не нашего поля", - отвечают старообрядцы. Самозванство - очень старое явление: еще св. Апостолы предупреждали: "Не принимать никого из чужих епископов или пресвитеров или диаконов без представительной грамоты, ибо многое бывает подлогом" (33 Апостольское правило).
В России даже на царском троне бывали самозванцы и вмешивались в церковные дела. О благочестивейшем и святейшем патриархе Филарете Московском историк В.О. Ключевский сообщает: "Отец Михаила Романова, Филарет, был ставленник обоих самозванцев, получил сан митрополита от первого и провозглашен патриархом в подмосковном лагере второго", то есть и Гришки Отрепьева, и Тушинского вора. Ключевский В.О. Курс русской истории. ГИЗ, 1925. Ч, III. С. 76. Однако никто патриарха Филарета за это не осуждает. Тем менее может быть осуждено старообрядчество за никонианских самозванцев, которых старообрядцы быстро разоблачили, и тем пришлось бежать от них.
Самозванцы не перевелись и в наше время и именно в духовном звании. В Рижском журнале "Вера и жизнь" (1920. № 10. 19[?]) напечатана статья "Лжемитрополит в Латвии". В ней сообщается, что в Латвии среди православных появился самозванец-[...], не имеющий никакого духовного сана, но именующий себя самозванно и самочинно "митрополитом Агафангелом". "Он не только именует себя митрополитом Агафангелом, но предъявляет уже и документы с именем митрополита Агафангела"... "Ссылаясь на хитроумно скомбинированный комплект документов местного происхождения, самозванец дискредитирует православие и православных, делая их посмешищем среди иноверных не без ведома выдавших ему документы". Статья подписана Иоанном, архиепископом всея Латвии. И это происходит в XX веке в культурном государстве и при его покровительстве, по крайней мере, при содействии его чиновников, выдавших самозванцу фальшивые документы. А что теперь творится в России при намеренном поощрении безбожной власти ко всякому оговорению религии и в особенности христианской?! Много мерзостей и подлостей придется разоблачать нашим потомкам и, может быть, еще нам самим...

172 В одном семинарском учебнике есть характерное выражение: "Беглые попы посылались толпами", - точно это партия арестантов или рабочих. Плотников, священник-миссионер. История русского раскола. Изд. 3. С. 132.

174 Вот одно из писем Иакова Степанову: "Посылаю орлиный беспристрастный взгляд на раскольничьи Иргизские монастыри. У г. Голицына (предшественника Степанова) при орлиных очах недоставало, по-видимому, орлиных когтей. А силы души Вашего превосходительства восхищают меня. Можно надеяться, что при содействии Всевышнего мало останется цыплят в главных гнездах суеверия и разврата. Продолжайте, Ваше превосходительство, что начали. Так идут к звездам". Соколов Н.С. Раскол в Саратовском крае. С. 369. Какое кощунство со стороны его преосвященства: он Самому Богу приписывает когтиное раздирание бедных, беззащитных и совершенно невинных цыплят. А вот как сами цыплята оплакивали свое горе грустными стихами своего поэта:
По грехом нашим нашу страну
Осенил облак зело мрачный;
Постигла нас тьма кромешная;
В солнце угасли лучи светлые...
В те времена в плачевныя
Всяка душа православная
Не может пребыть без рыдания,
Каковых святынь мы лишилися...
Не слышен ныне глас пастырей,
Наставляющих ко спасению...
Почто живых гробам нас не предали?
Не видели бы мы плачевных дней...
Солнце к вечеру приближается
Тому Дни конец познавается,
Что еще ныне ожидать будем?

175 Св. Амвросий Медиоланский писал своим гонителям: "Вы хотите мое имущество? Вот оно. Хотите вы вести меня на смерть? Вы пойдете этим навстречу моим желаниям. Вы увидите меня окруженным целым народом, сбежавшимся на мой зов, обнимающим в отчаянии алтарь. Солдатам и оружию я противопоставлю только слезы, в этом вся защита священника, и я не могу и не должен противопоставлять другого сопротивления". Зызыкин М.В. Патриарх Никон. Ч, I. Варшава, 1931. С. 231.

176 Соколов Н.С. Раскол в Саратовском крае. Саратов, 1888.

177 О положении иностранцев в России в царствование императора Николая I сообщает бывший профессор Казанского и Дерптского университетов коллежский советник Эрдман, знавший хорошо тогдашнюю Россию: "Сколько тысяч одноземцев наших поселилось только в Петербурге и Москве! Проезжая Россию от Невы до границ Китайской империи, от Кавказа до Ледовитого моря, везде встречаем немцев и потомков их. Где страна Старого Света, которая собирала бы в недрах своих столько чужестранцев? Где земля, которая бы даровала им столько привилегий? Дарования и честность открывают иностранцу обширное поприще, начиная от звания низшего работника до степени первого служителя Престола; нет препятствия его благим предприятиям, ибо он свободен со всеми своими потомками... Кто вступает в государственную службу, тот с первым офицерским чином получает дворянство личное, а по приобретении чина 3-го класса оно простирается и на потомство его. Сколько именно немцев занимает важнейшие места в столицах и во внутренности империи и какую власть нередко поверяют им! Какие отличия и награды достаются им, когда они исполняют долг свой. Я мог бы назвать многих, которые в звании гражданских, военных и генерал-губернаторов управляют величайшими губерниями... Магометанские и языческие народы пользуются одинаковою свободою в исполнении священных обрядов своих и все в равной мере покровительствуемы законом. В главной улице С.-Петербурга, проспекте, ведущем к Невскому монастырю, против знаменитого Казанского собора открыты церкви различных наций. Здесь немец, швейцарец, француз, англичанин, швед, армянин беспрепятственно идут в свои храмы..." // Северный архив. 1825. № XXIII. С. 208-242.
Только одним старообрядцам, коренным русским людям, чинились в России всякие препятствия и жестокие гонения за их святую веру и благочестие.

178 Мельников-Печерский П.И. Поли. Собр. Соч. T."VII. С. 132.

180 О старообрядческой промышленности см.: Кириллов И.А. Правда старой веры. М., 1916; обо всех мерах николаевского времени см.: Васильковский М.Н. Государственная система отношений к старообрядческому расколу в царствование императора Николая I. Казань, 1914.

181 Мельников-Печерский П.И. Поли. Собр. Соч. T.VII. С. 203. Нельзя также замолчать и другой не менее замечательный факт: старообрядцы в общей своей массе были всегда грамотнее и культурнее никонианской массы. Николаевская эпоха особенно ярко отличалась этим различием. В то время были созданы в каждой губернии особые комиссии для обследования умственного состояния местного населения. Весьма показательны обследования Нижегородской комиссии: "Подъезжаем, - пишут члены комиссии, - к селу, спрашиваем название его. "Василевы", - отвечают.
- Кто живет? - Раскольники. - Грамотные есть? - Все грамотны.
И, действительно, оказывается, сплошь грамотны. Едем дальше.
- Что за деревня? - Сукино. - Кто живет? - Православные. - Есть грамотные? - Один деревенский писарь. И так - по всей губернии", - удостоверяет губернская комиссия.
В николаевское время даже высокие чины армии были безграмотны и невежественны. "Генералы, читавшие почти по складам и не умевшие писать без грубейших грамматических ошибок, стали, - как утверждает одно академическое издание нашего времени, - довольно частым явлением к концу царствования Николая I". Тарле Е.В. Нахимов. М.: АН СССР, 1942. С. 61. Николаю, занятому по горло просвещением евреев, некогда было заняться просвещением не только народа русского, но даже верхушки русской армии. Но у него было много свободного времени для уничтожения старообрядческих школ и старообрядческих монастырей, которые для старообрядцев были такими же многозначимыми университетами, каковыми были они и в Древней Руси. Всякими средствами и способами этот император-провокатор пытался уничтожить старообрядчество. Но это ему не удалось: раздуваемое им пламя гонений еще более укрепляло и утверждало древлеправославную Церковь.
Ни в какое другое время, ни при каком другом императоре евреи в России не пользовались таким благосклонным, покровительственным отношением к себе правительства, как в царствование Николая I, и лично царским, воистину отеческим попечением о них. Изданная всероссийским еврейством "Еврейская энциклопедия" рисует глубоко трогательную картину этого заботливо-родительского отношения к нему "русского" царя и "русского" правительства.
В 1835 г. было издано правительством особое "Положение" о евреях, по которому городским и сельским еврейским обществам впервые предоставлялись юридические права, устанавливались начальные учреждения с присвоением им специальных интересов. "В этом "Положении" впервые определяются права еврейских обществ и по выбору должностных лиц, организуются, также впервые, молитвенные общества и должность раввина" // Еврейская энциклопедия. Т. XI. Стлб. 958. "Правительство Николая I, - сообщает не без удовольствия "Еврейская энциклопедия", - усиленно заботилось о широком привлечении евреев к земледелию. Принятые вначале стеснительные меры были вскоре отменены, и тогда еврейские земледельческие колонии достигли значительного развития" (Т. XI. Стлб. 715; Т. VII. Стлб. 755 и ел.) И это было в то время, когда многомиллионное русское крестьянство стонало и разорялось под игом крепостничества. Еврейские колонии имели собственную землю, некоторые - в огромном количестве десятин (Т. XVI. Столб. 141). При Николае I евреи приобрели права и в торговле, и в промышленности: они могли быть гильдейцами всех трех гильдий.
"Положение" о евреях 1835 г. предоставило купцам (евреям) первой и второй гильдии разрешение на приезд на значительнейшие ярмарки того времени: Нижегородскую, Ирбитскую, Коренную (под Курском), Харьковскую и Сумскую - как для покупки, так и для оптовой продажи товаров, русских и иностранных" (Т. VI. Стлб. 406). Как быстро росли еврейские гильдейцы, можно судить по данным Казенной палаты 1855 г. о такой незначительной губернии, как Минская: там было в то время еврейских купцов 1-ой гильдии 29, 2-ой - 37, 3-й - 1031 (Т. XI. Стлб. 78). А неги льдейцев торговцев - бесчисленное количество. Правительство даже награждало еврейских дельцов по захвату в свои руки российской торговли громкими титулами. Так, еврей-банкир Людвиг Штиглиц "за оказанную правительству услугу и усердие к распространению торговли" в 1826 г. "был возведен в баронское Российской империи достоинство" (Т. XVI. Стлб. 116). Другой видный еврей, Элкан Леон, был назначен членом Российского цензурного комитета для рассматривания еврейских книг, а потом занял должность даже в Сенате - был причислен к герольдам. Хлопоча о награждении его высоким чином, граф Потоцкий писал о нем: "Кажется, что вера его не может препятствовать в таком его производстве, особливо, если взять в рассуждение, что и само правительство печется ныне о благосостоянии его соотечественников" (Т. XVI. Стлб. 233).
Император Николай I вообще всем евреям предоставил право получать награды за свои услуги и прочие дела медалями и орденами (Т. XI. Стлб. 468). Поэтому и Государственный Совет высказался за представление евреев к награде орденами, хотя и имеющими форму креста. Награждались они и похвальными листами, денежными выдачами, премиями, форменными кафтанами, почетными кафтанами, серебряными и золотыми медалями (Т. XI. Стлб. 469-470).
Особые заботы николаевское правительство и сам Николай проявляли в деле воспитания и образования евреев. Царю хотелось, чтобы евреи были культурными и образованными, просвещенными и учеными. В созданной при Министерстве народного просвещения особой комиссии "по вопросу о реформировании еврейского воспитания" принимали участие и еврейские представители, даже такие ортодоксальные, как цадик и талмудист Шнеерсон, Менахем-Мендель бен Шолом Шахна (Т. XVI. Стлб. 50). О еврейском писателе и педагоге Эйзенбауме "Еврейская энциклопедия" сообщает: "Свои мысли о преобразовании быта евреев он изложил пред государем в записке, принятой государем благосклонно. При поддержке правительства Эйзенбаум основал в 1823 г. польско-еврейскую газету "Dostrzegacz Nadweslanski". Сам он был инспектором Варшавского раввинского училища, а в 1835 г. был утвержден директором его, в каковой должности оставался до смерти" (Т. XVI. 178-179). Директором Одесского еврейского училища был утвержден еврей Штерн Базилиус. "Генерал-губернатор Воронцов, - восторженно отзывается о нем "Еврейская энциклопедия", - оказывал исключительное внимание Штерну и руководимой им школе. В 1837 г. сам император Николай посетил эту школу и остался ею очень доволен. С этого момента Одесская школа стала прототипом для виднейших общеобразовательных еврейских училищ, сыграв несомненно большую роль в развитии общего образования среди евреев" (Т. XVI. 111-112). Царь и министр народного просвещения все время старались улучшить положение евреев путем воспитания. По этому поводу в Россию приезжал в 1846 г. из Англии известный еврейский филантроп и защитник евреев Монтефлоре Моисей. По свидетельству "Еврейской энциклопедии", он был "принят в России с исключительными почестями: по пути от границы до Петербурга ему были оказаны официальные почести. 24 марта он был принят императором Николаем, а потом, по требованию государя, Моисея посетили министры: Уваров, Нессельроде и Киселев - как председателя еврейского комитета". Посоветовав Моисею объездить край с еврейским населением, государь выразил согласие на то, чтобы Моисей представил чрез посредство Киселева на Высочайшее рассмотрение свои замечания по поводу положения евреев, и в спутники предложил министра. Моисей посетил многие города Западного края, всюду власти встречали его с особым вниманием. Моисей путешествовал со своей женой. Он представил две записки Николаю: одну о положении евреев в империи, другую о положении [их] в царстве польском, а третью - министру Уварову - о желательных реформах в еврейских училищах. "Представления Моисея, - заключает "Еврейская энциклопедия", - не остались без последствий". Положение евреев еще более улучшилось (Т. XI. 276-279). Еврейские общества получили широкие права для своего развития, обогащения и укрепления. Еврейский кагал в России введен собственно государственной властью еще с 1835 г. (Там же. 954-958).
Что касается религиозного положения евреев в России, то тут не было никаких ограничений: синагоги могли создаваться в любом количестве. В таком, например, ничтожном городке, как Могилев, их существовало 38, из которых 13 принадлежали хасидам (Там же. 159).

182 Славянофил и монархист поэт Тютчев написал такую эпитафию Николаю I:
Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои - и добрые и злые -
Все было ложь в тебе, все призраки пустые,
Ты был не царь, а лицедей // Былое. 1922. № 69; Утренники. Кн. 2. С.167.
Старообрядческое стихотворение под портретом Николая более скромно, но гораздо трогательнее:
Спесью надутый капрал,
Носитель русской короны,
Случайно трон забрал,
Слышит ли тиран старообрядческие стоны?

183 В "Сборнике..." Кельсиева. Вып. I. Лондон, 1869?. С. 185-186 [Кельсиев В. Сборник правительственных сведений о раскольниках. В 4-х ч. Лондон, 1861-1862. - Ред.]

184 "Можно смело сказать, не опасаясь впасть в преувеличение, что та система правительственных к расколу отношений, которая известна под именем николаевской, сложилась под преобладающим влиянием московского архипастыря. Так, уже самый взгляд на раскол, как на явление в высшей степени вредное не только для церкви, но и для государства, - взгляд, лежащий в основе правительственных отношений к расколу в царствование императора Николая Павловича, очень многим обязан м. Филарету". Беликов В. Деятельность Филарета по отношению к расколу. Казань, 1895. С. 560.

185 Семинарские учебники по истории раскола, а также и всякие другие книги, изданные в "обличение раскола", неизменно отмечают, что в старообрядчество шли лишь позорные попы: изверженные из своих санов за разные преступления, пьяницы, блудники. Обвинители старообрядчества не догадываются, что этой аттестацией они позорят и осуждают главным образом свою церковь, ибо в ней родились, воспитались и получили посвящение все эти священнослужители. Старообрядцы принимали к себе попов на выбор, лучших, вернейших. И если они, по характеристике старообрядческих обвинителей, оказывались столь недостойными, то каковы же были худшие попы, оставшиеся в православии? Должно быть, позорнее самих этих обвинителей. Поклеп этих последних на старообрядческих священников, однако, опровергается самим Синодом и многими архиереями синодской церкви. Именно в николаевское время, когда выбор попов был весьма затруднителен, Синод и архиереи всячески ухитрялись вернуть к себе этих иереев и давали им весьма почтенные приходы. Так, вышеупоминавшийся Аркадий, архиепископ Пермский, писал своему протоиерею Оглоблину 26 апреля 1832 г. о нижнетагильских бегствующих священниках: "Можно было бы решительно приступить к увещанию Архипа и Логина, о которых я сделал бы такое же представление в святейший правительствующий Синод, какое сделал об обратившемся священнике Матвее и уже теперь служащем при Уфимской церкви священнике И. Высокогорском" // Братское слово. 1893. № 12. С. 94. То никуда беглые попы не годятся: все они изверченные, самозванцы, зазорного поведения, а то милости просим к нам, вот вам для священного служения городские и даже губернские приходы. Так-то неправда сама себя изобличает.

186 А.К. Кочуев был во многих отношениях замечательным и исключительно редкостным человеком. Уже в шестнадцать лет был таким начетчиком, что многих удивлял своими знаниями. Мельников отзывается о нем, что он "был редких способностей". Профессор Субботин рекомендует его как "выдающегося по уму, начитанности и предприимчивому характеру", как обладавшего талантливым пером и незаурядным даром слова и вообще как "многоталантливого" человека. Он был ученым палеографом и состоял в звании соревнователя Московского Общества Истории и Древностей. Но не в этом во всем было его главное достоинство: он был с юношеских лет подвижником, всецело отдавшись духовной жизни; скрывался долгое время в пустынных местах и пещерах, где проводил дни и ночи в молитве, посте и в чтении святых книг; одно время даже юродствовал по примеру древних русских святых - юродивых. Оставался всю жизнь девственником и закончил жизнь в Суздальской крепости, куда был заточен по повелению императора Николая I. См. о Кочуеве: Мельников-Печерский-П.И. Очерки поповщины; проф. Субботин Н.И. История Белокриницкой иерархии; Мельгунов П. Суздальские узники; Церковь на чужбине (старообрядческий выпуск). Харбин,1940.

187 Трудами г. Мельникова-Печерского нам приходится часто пользоваться: он весьма талантливый писатель и больше известен среди интеллигентных читателей своими знаменитыми романами из жизни старообрядцев: "На горах" и "В лесах". Через его руки прошли очень многие официальные и частные документы по старообрядчеству: он был чиновником особых поручений при императоре Николае, сам принимал участие в применении к старообрядчеству николаевских мер и был очевидцем многих событий в старообрядчестве. Поэтому сведения его весьма ценны. Но, к сожалению, он часто не в меру фантазирует, приобретя к этому навык в качестве талантливого романиста. Поэтому все историки, пользующиеся его сведениями, ценят в них только фактическую сторону, документально обоснованную, а все его вымыслы отбрасывают. Так и мы поступаем. Даже митрополит Антоний Храповицкий отзывается о нем, что он писал анекдоты, о заволжских старообрядцах // Избранные сочинения Антония. Белград - Сербия. С. 404. А вот отзыв о нем заволжского старожила-старообрядца: "Да... Старики наши жили не как мы... Теперь вот и леса-то повырубили, а и были тутотка на моей памяти леса непроходющие... Пошло эдак нехорошо, когда появился еретик Павла Иваныч (Мельников-Печерский), да Божиим попущением похитил икону Казанскую Матушку Владычицу. Его, еретика, везде чеканашка - невидима сила проносила, он скрозь лесную чащу видел все скиты святых старцев, отшельников на сто верст, говорят..." // Нижегородская земская газета; Слово Церкви. 1917. № 13. С. 228.

189 Нам придется нередко ссылаться на труды проф. Московской духовной академии Н,И. Субботина, мы уже делали эти ссылки. Но о нем, как и о Мельникове-Печерском, необходимо сделать некоторые замечания. Он имел в своем распоряжении богатейший материал по истории старообрядчества, как первоначальной (истории раскола), так и последующей - истории старообрядческой иерархии. По первоначальной истории им изданы девять томов "Материалов по истории раскола" и много других актов и документов, повестей и рассказов, отдельными книгами или брошюрами. По истории же старообрядческой иерархии, получившей название Белокриницкой, о которой будет речь ниже, для Субботина был специально выкраден из старообрядческой Белокриницкой митрополии весь ее архив: все подлинные акты, документы (правительственные, соборные, частные, переписка старообрядческих деятелей - дружеская, интимная, личная). Получал Субботин и другим путем из первых рук старообрядческие документы, нередко в подлиннике. Использовав все эти документы для своей трехтомной "Истории Белокриницкой иерархии" и для многих других своих трудов, он потом издал их - одни под наименованием "Материалы для истории австрийской иерархии" (один том), другие под названием "Переписка раскольнических деятелей" (три тома). Все эти документы имеют чрезвычайную ценность, и субботинская "История Белокриницкой иерархии", как основанная на этих источниках, принесла старообрядческой Церкви колоссальную пользу, особенно первый ее том, в котором документально опровергнуты многочисленные выдумки, анекдоты и всякая клевета на первого старообрядческого святителя - митрополита Амвросия. Но нельзя не пожалеть, что сам Субботин является во всех своих трудах не ученым, беспристрастным и честным исследователем того, что было, а беспардонным миссионером, казенным миссионером, упорным и злобным, способным и на клевету, и на пользование явно подложными документами, в чем в свое время был изобличаем. В своей речи, произнесенной в начале диспута по поводу представленной им "Истории", на соискание ученой степени доктора церковной истории, он откровенно заявил, что "задачей его было - историческим ходом учреждения Белокриницкой иерархии доказать ее неправильность и незаконность" // Братское Слово. 1886. Т. I. С. 618-619. Конечно, это уже не научная задача, а миссионерская, и пришлось Субботину по-своему истолковывать факты, делать всякие натяжки, прибегать к ложным и до очевидности смешным выводам, вроде того, что однажды иноку Павлу пришлось воспользоваться чужим паспортом, ну, значит, - делает отсюда вывод Субботин, - Белокриницкая иерархия фальшивая, раз у главного деятеля ее оказался паспорт фальшивый. Но читая и с такими намерениями написанную "Историю", основанную, однако, на фактах, которых никак нельзя было замолчать и искажение которых очевидно, приходим к выводу, совершенно обратному тому, который делает Субботин.

190 Профессор Субботин в своей "Истории Белокриницкой иерархии" дал блестящую биографию инока Павла, что прямо-таки удивительно для такого неукротимого врага старообрядчества, в особенности этой иерархии. Он характеризует Павла как замечательного человека по своим многим талантам, по высоким нравственным качествам, по непреклонной вере в Промысл Божий и в свое особенное призвание свыше, описывает некоторые чудесные явления Павлу св. Николы Чудотворца и совершившиеся потом события по указанию св. Николы. Отмечает Субботин глубокий ум Павла, его необычайную начитанность, замечательное красноречие, писательский талант, предприимчивый характер, чарующую "физиономию" и многие другие примечательные качества, присущие иноку Павлу.

191 Субботин Н.И. История Белокриницкой иерархии. М., 1874. С. 99.

193 "Сказание" это напечатано проф. П.С. Смирновым в "Христианском чтении", часть 222, стр. 74-78 за 1906 г.; Михаил Раковица был господарем три раза: 1704-1705 гг., 1707-1709 и 1716 -1726 гг. (См.: Тафлари О.: История ромын. Бухарест, 1935. С. 494). Профессором Смирновым неверно показаны годы господарства Михаила Раковицы.

194 Эта грамота императора Иосифа II, написанная на двух столбцах. - один по-немецки, другой по-русски, - все время хранилась в Белокриницкой примарии, включительно до захвата Белокриницкой митрополии большевиками 30 июня 1940 г. Если ее не успели вместе с другими документами примарийскими увезти румынские чиновники, то она попала в руки советской власти.

195 Настоятель Лаврентьевского монастыря, инок Аркадий, писал иноку Павлу в конце 1838 г.: "Здесь описываю обстоятельства Черниговско-Могилевской губернии старообрядцев, или бегающей Церкви: Добрянка - священник имеется один в тесноте. Белица - часовня запечатана, потом в доме молились, и дом запечатали. Лаврентьевский - новое здание запечатано и в трапезе - внутренний упокой. Иеромонаха лишились от 26 октября. Спасова Слобода - колокола сняты, кладбище вокруг церкви разрывают. Городня - часовня запечатана. Крупец - пещера запечатана, кости в Могиле, старец, живший в ней, в остроге. Ветка - колокола сняты, запрещен звон, как здесь, так и в Спасовой. Злынки и [...]линов Остров - церкви запечатаны. Климова и Казанский монастырь - алтари запечатаны...". Столь краткие сообщения, но много говорящие инок Аркадий заканчивает словами: "...снега гордые и морозы лютые, уже дают тут любящим странс[...] [...]". Упоминаемые в письме кости, почивавшие в Крупецкой пещере, принадлежали одному старообрядческому преподобному В[...]тию; сюда стекалось немало народа на поклонение этому святому. Пещеру охранял нарочитый старец. Правительство и кости забрало и старца упрятало в острог. Все это былые примеры для большевиков нашего времени (Подлинник письма Аркадиева хранился в Белокриницком архиве до последнего времени и теперь, должно быть, в руках советской власти, если только не уничтожен вместе с другим имуществом митрополии Белокриницкой).

196 Голубинский Е. История Русской Церкви. М., 1900; подробнее: проф. Дмитриевский А.А. Богослужение в Русской Церкви. Казань, 1884. С. 290-293.

197 См. в самом Потребнике п. Иова. Приведены тексты разных Служебников и Требников в "Выписках" Озерского: Изд. 4. Ч. 2. С. 400; у Голубинского К.: К нашей полемике со старообрядцами. С. 131.

198 "Соборное Изложение" в самом Большом Потребнике п. Филарета. Обвинительное крещение было однажды допущено беспоповским наставником г. Риги в недавнее время. Вот что рассказывает об этом сестра милосердия городской рижской больницы: "Привезли к нам однажды девочку лет 14, больную воспалением брюшнины. Болезнь опасная, требующая операции. Отец девочки оказался старообрядцем, а мать еврейка, живущие в гражданском браке. Девочка, по нежеланию матери крестить ее, до сего времени оставалась вне конфессии; звали ее Лора. У нас в больнице вошло уже в непременный обычай приглашать к больному перед операцией духовное лицо соответствующей конфессии. Это самое предложили и матери больной девочки. Еврейка-мать долго колебалась, но муж и посторонние начали уговаривать ее и уверять, что дочь непременно выздоровеет, если примет теперь крещение. Наконец, она согласилась, и отец с радостью побежал за наставником в ближайшую моленную. Явившийся вскоре наставник в присутствии нас всех крестил больную девочку из тарелки с водою, омокая в ней вату, и дал крещаемой христианское имя Лариса, после чего передал мне крестик, и я надела на шею новокрещеной" // Вера и жизнь. Рига, 1931. № 4. С. 61.

199 Архимандрит Иоанн. Толстой и церковь. Берлин. С. 105.

200 Все письма инока Павла попали к г. Субботину вместе с выкраденным Белокриницким архивом; ими главным образом и пользовался Субботин при составлении своей "Истории Белокриницкой иерархии".

201 Все четыре восточные патриархии: Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская и Константинопольская представляли собою тогда, как и теперь, взятые вместе, "незначительную количественную археологическую редкость: вся их паства, взятая вместе, едва превысит полмиллиона". В сравнении со всем количеством тогдашнего старообрядчества, это лишь двадцатая, если не меньше, часть его последователей // Путь. Париж, 1935. № 47. С. 23-24.

202 Греческие патриархи, в особенности константинопольские, много раз злоупотребляли щедростью русских святителей, русских князей (и литовских даже) и русского народа. Вот два-три факта для некоторой иллюстрации: в 1353 г., по кончине русского митрополита св. Феогноста, в Царьград отбыл владыка Владимирский Алексей (впоследствии знаменитый московский святитель), чтобы получить там рукоположение в митрополиты. С трудом удалось получить это поставление. Дожидаясь его, он израсходовал на греков всю имевшуюся у него казну. Поставлен он был патриархом Филофеем. Но этот же патриарх в 1355 г., по просьбе литовского князя Ольгерда (на подкуп патриархии были брошены значительные суммы), поставил митрополитом литовским Романа, к которому и отошли епархии Владимирская, Холмская, Перемышльская и Луцкая. Св. митрополит Алексей // Православная Русь. 1940. № 5; Полнее см.: Голубинский Е. История русской церкви. Указ. изд.
При учреждении патриаршества в России, Константинопольский патриарх между условиями поставил и то, что русский патриарх в известные сроки будет посылать ему 500 червонцев. Архив Калачева. Т.П. Ч. I. С. 26; Прыжов И. Нищие на св. Руси. По подсчету Ключевского, тогдашние деньги были дороже наших перед войной России с Германией в 50 - 52 раза, так что эти 500 червонцев стоили 25000-26000 червонцев, а на рубли считая, это будет 75000 рублей. Дорого обошлось нам Московское патриаршество.
После смерти Никона (в 1681 г.), как известно, изверженного из всякого священного чина, превращенного в простого монаха, умершего без раскаяния в своих заблуждениях, без примирения с Церковью, московский царь задумал добиваться у восточных патриархов восстановления Никона в прежнем своем достоинстве. Дело это было явно неканоничным и посему безнадежным. Но царь послал со своими послами но этому делу на Восток и большую казну. Он уполномочил их просто купить у патриархов нужное разрешение. Уже из Москвы писал им: дайте патриархам такую-то сумму, не согласятся - прибавьте столько-то. Опять не согласятся, еще прибавьте. И так далее, пока добьетесь. И они добились, и получили купленное разрешение, никому, конечно, не нужное и прежде всего самому Никону. Все подробные сведения о сем с указаниями точных подкупных цифр: кому, какому патриарху сколько дано на это никчемное восстановление покойника в патриаршем достоинстве, см.: проф. Каптерев Н.Ф. Характер отношения России к православному Востоку в XVI и XVII вв. М., 1914.

204 В "Поморских ответах" перечислены некоторые греческие митрополиты на Киевском престоле: греки Никифор и Никита в княжение Владимира Мономаха, греки Климент-философ и Константин в княжение Георгия Долгорукого, грек Максим при князе Данииле Александровиче, грек Фотий при князе Василии Димитриевиче и другие при других князьях (ответы 5 и 9). Современный нам историк, проф. А.В. Соловьев, отмечает, что в Древней Руси до татарского нашествия было лишь два только случая поставления в киевские митрополиты русских епископов - Иллариона в 1051 г. и Климента Смолятича в 1147 г., причем они поставлены русскими епископами без согласия константинопольского патриарха. Историк Голубинский насчитывает 24 митрополитов от крещения Руси до татарского ига. Но "...можно думать, - добавляет проф. Соловьев, - что, кроме двух указанных случаев, все остальные митрополиты были из греков" Конечно, им было нелегко научиться сразу русскому языку, и это их несколько отдаляло от паствы // Православный путь. 1939. В. I. С. 31-32; "Поморские ответы" отмечают, что и на других кафедрах Русской Церкви "епископи гречестии престоли держаще: святыи Арсений епископ Суздальский, иже в грецех бысть Галасунский; Нектарий Вологодский - архидиакон патриарха Константинопольскаго; Иосиф Солунский, в Суздальских престолах живуще, присно служаху литургию" (Ответ на 60 вопрос).

205 У знаменитого и весьма оригинального русского философа Н. Федорова есть любопытное сравнение: "Принятие от греков патриаршества, - говорит он, - посвящение Феофаном Филарета совершенно подобно исканию архиерейства раскольниками и принятию ими Амвросия". Федоров Н. Философия общего дела. Т. I. С. 475.

206 Диакон М. Чичкин, со слов инока Алимпия, так передает [впечатление] об этих переговорах с греческим епископом: епископ этот "с охотой готов был быть епископом у старообрядцев, если соизволит на это Константинопольский патриарх. Инок Павел решительно ему заявил: "Мы желаем, чтобы епископ поступил к нам по собственному убеждению, по своей воле, без всяких формальностей... Нам нужен епископ самовластный и независимый", - старался инок Павел разъяснить своему собеседнику и убедить его в том, что старообрядцы, к которым он приглашает епископа присоединиться, есть самые древние благочестивые христиане. Епископ остался, однако, непреклонным и даже пригрозил старообрядческим послам предать их местным властям". Чичкин М. Воспоминания. М.: Изд. Субботина, 1885. С. 45.

207 Профессор Субботин, а за ним и многие другие обвинители старообрядческой иерархии, с ехидством отмечают, что в деле обращения в старообрядчество греческого святителя принимали участие разного рода "благодетели" - польские эмигранты, "паны" и другие враги России. От этого, заключают они, самая иерархия старообрядческая незаконна и сомнительна. Они только забывали добавлять, что самая патриархия Константинопольская и вся иерархия греческая, а также и вся церковь греческая как в то время существовали довольно свободно, так и теперь существуют, благодаря не христианам, а магометанам, турецким властям. А чем они лучше польских эмигрантов и всяких панов? Старообрядцы, спасаясь от гонений и мучений "православных" властей и даже "православных святителей", укрывались от них даже у китайцев и у разных сибирских и северных дикарей, находя у них приют и защиту от своих "православных" гонителей. Неужели поэтому самое спасение их было сомнительным и незаконным? При бегстве от современных гонителей из России нашим беженцам, в том числе и православным архиереям и митрополитам, какими только "благодетелями" не приходилось пользоваться! Были тут и поляки, и татары, и евреи и всякой масти и разного качества "помощники", "проводники" и "кормильцы". О весьма воинственном Осипе Семеновиче необходимо добавить, что он, дожив до глубокой старости, переселился в Россию и здесь, в Черемшанском старообрядческом монастыре на Волге, скончался в 1880 г., приняв постриг с именем Иоасафа.

208 Во всех дошедших до нас документах мирское имя Амвросия значится Андрей. Но Субботин, на основании какого-то таинственного сообщения, ему будто бы сделанного сыном м. Амвросия спустя семь лет после смерти отца, утверждает, что мирское имя Амвросия не Андрей [...]. И это даже - Боже мой! - ставится в осуждение старообрядческой иерархии. Конечно, Субботину верить нельзя: он столько раз был изобличаем во лжи. Но допустим, что это так, что же в таком случае делать со множеством древних святых, которые всю жизнь свою носили имена языческих богов и даже в святцы вписаны под этими языческими именами. Вот, например: Аполинарий (23 июля) посвящен языческому богу Аполлосу; Аполлон (5 июня), что значит "губитель"- имя языческого бога; Афинодор (7 декабря) - дар богини Афины; Димитриан (20 июня) - посвященный богине плодородия; Дионисий (10 и 15 марта) - бог виноделия; Диоскор (21 апреля) - сын Зевса; Иануарий (21 и 28 апреля) - бог Янус и много других. То же и в женских именах: Августа, Аполинария, Исидора, Иуния, Муза и другие.

209 Удивительное совпадение: священномученик Аввакум-протопоп также 21 года был рукоположен в диаконы, а через два года - в священники.

210 История Белокриницкой иерархии. Т. 1. С. 365. Субботин ссылается на "Летопись Боснии" С. Скендеровой, напечатанную в "Записках Императорского Русского Географического Общества", кн. XIII, и под строкой приводит подлинные слова этой "Летописи" на сербском языке. Об этой "Летописи" см.: Церковь. 1913. № 43. С. 1035-38.

212 Настоящее сообщение инока Алимпия записано с его слов епископом Арсением Уральским (Швецовым) и опубликовано в издании "Беседа епископа Арсения с Д.К. Глуховым в поселке Раннем". Ректорг: изд. 1902. С. 9-10. Напечатано и в ж.: Церковь. 1911. № 40. С. 961. Оно было напечатано еще раньше в старообрядческой газете ин. Николы Чернышева "Древняя Русь", выходившей в Австралии в 1892 г.

213 Субботин Н.И. Материалы к истории Белокриницкой иерархии. 137-138. Это единственное "условие", которое известно из подлинных документов, попавших в руки Субботина, и из всей переписки тогдашних старообрядческих деятелей. Но Субботин приводит еще два, уже "секретных", условия, которые будто бы подписали м. Амвросий - одно, Павел и Алимпий - другое, однако не сообщает нигде, откуда он их взял. Относительно только одного из этих "секретных" условий он сообщает, что подлинник его, будто бы существовавший, уничтожил о. Онуфрий, один отступник от старообрядческой Церкви, о котором у нас еще будет речь в своем месте, уничтожил с той будто бы целью, чтобы он не попал в руки старообрядцев и не смутил их своим содержанием. Но откуда же копия с него получилась? Так Субботин и унес с собою в могилу эту тайну. А тайного, в сущности, ничего тут нет: просто эти "секретные" документы сфабрикованы отступниками от Белокриницкой иерархии. Да и их содержание могло соблазнить лишь наивных и малознающих старообрядцев тем, что по этим условиям Белокриницкий монастырь обязывался платить м. Амвросию ежегодное содержание в 500 червонцев австрийскими деньгами, что на русские деньги по тогдашнему курсу означало 1500 рублей в год. Многомиллионное старообрядчество, обладающее несметными капиталами, единственному своему митрополиту обязалось давать ежегодно вспомоществование в 1500 руб. Да, есть чему удивляться. Нищие отступники по-нищенски судили, поэтому такую ничтожную сумму и вставили в состряпанные ими документы. Удивительно, как не стыдно было Субботину пользоваться заведомо фальшивыми документами, все-таки профессор. В оправдание его можно лишь указать, что он был в безвыходном положении: если бы он пользовался лишь теми документами, которые не вызывали никакого сомнения в своем происхождении, то из его "Истории Белокриницкой иерархии" вышел бы труд: "Житие, подвиги и страдания иже во святых отца нашего Амвросия, митрополита Белокриницкаго". Он дал блестящую характеристику Амвросию до его присоединения к старообрядчеству, которой мы пользовались с большим удовольствием. Тогда Амвросий был Савлом, тогда он был и добрый, и святой, и бесподобно бескорыстный. Но как только он согласился перейти в старообрядчество и стал уже Павлом, вместо Савла, то тут уже все пошло по-другому: всякое его решение заподозривается, каждый шаг считается неискренним, честность его, прямота, совесть - все сомнительно, все черно, как сажа. И это - "ученый" труд, представленный на соискание ученой степени и удостоенный таковой... Однако и такой "труд" принес огромную пользу Белокриницкой иерархии напечатанном в нем и использованием и настоящих, подлинных правительственных и иных документов, тогда как в других сочинениях, тогда выпущенных в обличение старообрядческой иерархии, писалась и печаталась такая мерзость и гнусность, что и Субботин относился к их авторам и их произведениям с должной брезгливостью и отвращением, что не раз и отмечает в своей "Истории". И за это ему старообрядцы много раз выражали искреннюю благодарность.

214 Старообрядческие апологеты особенно подчеркивают этот факт, уподобляя м. Амвросия в данном случае св. Евсевию Самосатскому (святителю IV столетия), в житии которого повествуется, что он, преследуемый еретиками арианами, "в таковое лютое время, утаив сан свой святительский, в воинская облекся, обхождаша Сирию, Финикию и Палестину, утверждая христианы к святой вере; и иде же аще обреташе церковь без служителей, поставляше иереи и диаконы, и прочая клирики, [...] и епископы поставив // Четья-Минея, житие 22 июня. Однако о казачьей одежде некрасовцев нужно заметить, что ничего воинского она в себе не имеет: это простая поддевка с широкими отворотами спереди и с перехватцем сзади, скорее, похожа на поповскую рясу без широких рукавов, так что в ней м. Амвросий был, скорее, похож на попа, чем на казака. Почему в дороге и обращались к нему за благословением посторонние лица.

215 "Искушения" эти состояли главным образом в том, что по дороге встречались знакомые м. Амвросию константинопольские греки, а в г. Браилове появился тот самый недавно рукоположенный архиерей, в посвящении которого сам Амвросий участвовал незадолго до своего выезда из Константинополя. Субботин Н.И. История... С. 411 и 417. От всех этих знакомцев приходилось укрываться и прятаться. Это обычная беженская, она же и апостольская, участь.

216 Кельсиев В. Сборник правительственных сведений о раскольниках. В 4-х ч. Лондон, 1861-1862. Ч. I. С. 117.

218 [Правительство] никогда не упускало случая, чтобы уничтожить [подвижник]ов старообрядческих, чем-либо неугодных ему. Все старообрядческие мученики, пострадавшие за древлеправославную веру и Церковь Христову, конечно, причислены к лику святых, по выражению апостола Павла, "к торжествующему собору и Церкви первенцев, написанных на небесах" (Евреям, 12:23). Но кроме них в старообрядческой Церкви немало было праведников, угодников Божиих, прославленных нетлением своих телес. Мы мимоходом упоминали о первых священниках на Ветке, нетленные тела которых высылаемые старообрядцы взяли с собою в ссылку. Но правительство сожгло их. Там же, на Ветке, в Крупецкой пещере, почивали мощи (кости) старообрядческого преподобного, к которому и стекались христиане для почитания и поклонения этому святому. В николаевское время эта пещера была запечатана, а "кости" взяты правительством. На Урале, именно в Тагильском округе, около Выйского завода, жил в первой половине XVIII столетия старообрядческий священник Иов, устроивший здесь небольшую часовню, в которой и совершал богослужение. Жители завода и окрестных деревень весьма чтили его за подвижническую жизнь и после смерти его приходили на его могилу, почитая его как святого, подававшего исцеления. Но в николаевское время, когда всякая старообрядческая святыня преследовалась и истреблялась, могила почитаемого старца оказалась разрытой в ночь на 26 октября 1836 г. Следствие по этому делу окончилось Высочайшим повелением: "Зарыть могилу, не исследуя праха Иова". Часовня же Иова была передана единоверцам в 1842 г. [В книге "Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы..." указано, что могила была разрыта в ночь на 26 сентября 1845 г. С. 120. - Ред.]

219 Прослужив на Боснийской кафедре, среди славян, пять лет, м. Амвросий приобрел способность читать и говорить по-славянски, о чем свидетельствует сжившийся с ним инок Павел, но здесь, среди старообрядцев, у которых обращено особое внимание на богослужебный язык, Амвросию нужно было усвоить все тонкости и ударения этого языка. Субботин, однако, утверждает, что Амвросий совершенно не мог разбираться в славянских литерах, на что способны даже дети. На это отвечает Субботину православный писатель-грекофил Н. Дурново, несравненный знаток греческой иерархии: "Прежде чем утверждать, что кир-Амвросий не знал славянского языка, г. Субботину следовало бы об этом справиться хотя бы у представителя Константинопольского патриарха в Москве, от которого он узнал бы, на каком языке Боснийские митрополиты до 1880 г. отправляли богослужение, а также, на каком языке объяснялись со своею паствой и клиром, который ни слова не знал по-гречески. Если этого свидетельства мало, то советуем г. Субботину проехаться вплоть до Сараева по железной дороге и попросить Боснийского митрополита Николая Шандича сообщить ему из архива Сараевской консистории некоторые дела, которые велись Амвросием на сербском языке и подписывались им по-сербски. Надеемся, что наше сообщение подтвердят наши близкие друзья митрополиты Савва [Касажович?], бывший Боснийский, и Серафим [Перович?], нынешний митрополит Герцеговинский, 80-летний старец, уроженец Герцеговины, может быть, и лично знавший Амвросия" // Православный Восток. Бухарест, 1902. № 3. С. 46.

220 После Павла старообрядческие писатели начетчики-апологеты создали целую литературу по этому вопросу и обогатили ее многими свидетельствами из церковной каноники и истории, которые при Павле не были ему доступны, так как источники их не были переведены и изданы на русском языке. Приведем некоторые из них, которые прямо относятся к факту присоединения м. Амвросия:
а) на седьмом Вселенском Соборе Петр, боголюбезнейший пресвитер, занимавший место Адриана, святейшего папы Римского, сказал: "Как говорят историки, святый Мелетий был хиротонисован арианами, но, взошедши на амвон, провозгласил слово: "единосущный", и хиротония его не отвергнута". Феодор, святейший епископ Катанский, и бывшие с ним епископы сицилийские сказали: "Протопресвитер апостольскаго престола сказал истину" // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1891. Т. VII. С. 56;
б) на том же Вселенском Соборе святейший патриарх Тарасий сказал: "А что вы скажете об Анатолии: не был ли он председателем четвертого Собора, а между тем, он был хиротонисан нечестивым Диоскором в присутствии (сослужении) Евтихия. Так и мы принимаем хиротонисанных еретиками, как и Анатолий был принят. И кроме того, - добавил св. Тарасий, - хиротония от Бога" (Там же. С. 58);
в) святейший патриарх Тарасий указал еще на более поучительный факт: Константинопольскую кафедру в течение пятидесяти лет преемственно занимали патриархи монофелитской ереси: Сергий, Пирр, Павел, Петр и ими рукоположенные Фома, Иоанн и Константин. "Но отцы шестого Собора анафематствовали только этих четырех, хотя и были сами ими рукоположены. Святой Собор сказал: "Это очевидно" (Там же. С. 60);
г) на основании как этих примеров церковных и соборных, так и многочисленных канонов и сам седьмой Вселенский Собор принял в сущем святительском достоинстве иконоборческих епископов, не только рукоположенных в иконоборческой ереси, но даже рожденных в ней (Там же. С. 12 и 93-94). И принципиально решил вообще как правило, как каноническое требование: "принимать посвященных еретиками" в их священном достоинстве (Там же. С. 60);
д) древний церковный историк Сократ описывает поразительный факт, имевший место в городе Пакадианской Фригии - Синнаде. В нем было две кафедры: одна македонианского епископа Агапита, а другая - православного епископа Феодосия. Когда последний отправился в Константинополь и там замедлил, Агапит в это время пришел к благой мысли: посоветовавшись со всем своим клиром и народом, он убедил их принять веру в единосущие и тотчас же отправился со всем народом в церковь православную и, совершив молитву, занял престол, на котором обыкновенно восседал Феодосии. Таким образом, соединив народ, он сделался правителем и тех церквей, которые зависели от Синнады. Когда возвратился Феодосии, его народ уже не принял. Он снова отправился в Константинополь с жалобой к своему патриарху Аттину. Но тот, рассудив, что это дело произошло с выгодой для Церкви, убедил Феодосия уйти на покой, а Агапиту написал, чтобы тот управлял объединенной епископией, не опасаясь неприятностей со стороны Феодосия. Сократ. Церковная история. Кн.7. Гл. 3;
е) продолжительная иконоборческая смута на Востоке VII-VIII вв., когда сотни епископов и тысячи священников уклонялись, в эту богоборную ересь, до такой степени спутала и перепутала всю иерархию Восточной церкви, что нельзя было никак разобраться в истинной преемственности иерархов, что производило большой соблазн среди строгих ревнителей православия. Посему св. Феодор Студит дал им такой руководственный совет, вернее, правило: "Итак, будем исследовать и дознавать, с кем мы должны вступить в общение: исповедует ли он правую веру, не рукоположен ли он за деньги и что-нибудь другое виновное, подозреваемое в его жизни или передаваемое молвою - не справедливо ли? Если же он, хотя получил рукоположение от такого-то еретика или рукоположенного за деньги, но сам не еретик и без своего ведения рукоположен рукоположенным за деньги, то есть симонианином, исповедует всю истину, соблюдает веру и правила неизменными, и уклонившихся от того и другого отвергает, то нам нет никакого основания удаляться от него. Ибо такой не подлежит осуждению, по мнению вышеупомянутых святых, а чрез них и по мнению всех. В таком случае мы имеем общение и вам советуем делать то же. Ибо если исследование простирается далее, то отвергаются увещания святых, как сказано, и становится тщетным столь великий дар священства, помощию которого мы получаем имя христиан, так что мы можем впасть в язычество, что было бы безрассудно". Св. Феодор Студит. Творения Ч. I. С. 313. Этот совет написан как будто нарочито для старообрядцев. Они так страшились "оскудения священства", без которого нельзя быть и христианином, но не меньше страшились и всяких ересей. Совет св. Феодора Студита, как и постановления Вселенских Соборов, они исполняли в точности.

221 Это свидетельство имело особое значение, так как в Соборном Изложении патриарха Филарета установлено правило: если кто придет и скажет, что он крещен в три погружения, и свидетели несть, то такового не крестить. Достаточно было одного этого личного свидетельства Амвросия о своем крещении, чтобы этот вопрос считать окончательно решенным. Однако сомневающиеся старообрядцы много раз снаряжали депутации на Восток для исследования греческого крещения. Наиболее известны такие депутации 1875 г., 1900 и 1907 гг. Все они привозили удостоверения, что греки действительно крестят в три погружения. По этому вопросу создалась довольно значительная литература, укажем хотя некоторые сочинения:
а) епископ Иннокентий. О крещении греков и м. Амвросия;
б) Мельников Ф.Е.: Исследование о крещении м. Амвросия и об его святительском достоинстве. Труд этот был рассчитан на три части: в первой подвергнуты критическому рассмотрению все свидетельства против греческого крещения, во второй должны были быть приведены все доказательства о трехпогружательности крещения в греческой церкви и третья посвящена святительскому достоинству м. Амвросия. Вышла только одна первая часть, остальные две не вышли: помешали этому война мировая и затем российская революция;
в) того же автора: Беседа о крещении м. Амвросия и о 500 червонцах (было три издания);
г) Малиновцев Ф.А. Новое исследование о крещении м. Амвросия.

222 Старообрядческая история полна удивительными, провиденциальными сплетениями знаменательных фактов и всякого рода совпадениями. Священноинок Иероним - ставленник самого Филарета, митрополита Московского, самого остервенелого истребителя старообрядческого священства. Иероним, по свидетельству Геннадия, епископа Пермского (суздальского узника), дворянского происхождения, как об этом ему говорил родной брат Иеронима статский генерал А.А. Александров. Иночество он принял в Воскресенском монастыре, построенном патриархом Никоном. Филарет был очень строг к своим ставленникам, и если он произвел Иеронима в иеромонахи, то, значит, находил в нем добрые качества. Сдружившись со старообрядческим иноком Паисием, о. Иероним под влиянием его увещаний решил перейти в старообрядчество, и так как в то время опасно было пребывать священному лицу в старообрядческом служении, то он перебрался за границу. Чин присоединения над ним 28 октября (тоже удивительное совпадение) 1843 г. совершил священник Алексей Булгаков, служивший в то время в Мануйловке у молдавских старообрядцев, подвергнув его миропомазанию. Алексей же, воспитанник Курской семинарии и в Курской же епархии произведенный в священники, присоединился к старообрядчеству в Стародубье, тоже по второму чину, пользуясь высочайшим указом императора Александра I от 1822 г. При николаевском гонении он переправился в Молдавию. Священноинок Иероним в 1844 г. был приглашен белокриницкими христианами служить у них; с того времени он и пребывал в Белокриницком монастыре. Незадолго до прибытия митрополита Амвросия он ездил с настоятелем Геронтием в Москву. Здесь он был принят на "дух" (исповедь в подтверждение его истинного присоединения к св. Церкви) знаменитым в старообрядчестве священноиноком Иларием. Сам же о. Иларий был присоединен в 1808 г. на Иргизе. Епископ Геннадий, отлично знавший поволжское и уральское старообрядчество, сообщает о священноиноке Иларии: "Он жил в Екатеринбурге и Шарташе, у всех благоговение о нем и его чистоте телесной доселе на устах носится. Господь прославил его нетлением". По чину присоединения м. Амвросия священноиноком Иеронимом епископ Геннадий связывает Белокриницкий монастырь с великославным Иргизом, а самого Амвросия - с непрерывной преемственностью старообрядческого священства, сохранявшегося на Иргизе и в других духовных центрах всероссийского старообрядчества. Епископ Геннадий. Панегирик. Коломыя - Австрия, 1882. С. 29, 31-32 и 94.
Г-н Субботин, конечно, не упустил случая, чтобы бросить грязью в обоих священнослужителей - Алексея и Иеронима: о первом бросил намек: "...запутался в какое-то криминальное дело" (С. 306), а о втором - тоже лишь намеком: "...учинил какое-то преступление" (С. 308). О! Если бы это было так, Субботин достал бы все улики этих "криминальных дел" и "преступлений": нюх у него был отличный, сыскные качества его были замечательными, а возможности у него - всюду проникнуть и всюду разузнать - были безграничны. Но нет, несмотря ни на что, ничего плохого он не мог узнать ни об Алексее, ни об Иерониме, а относительно о. Илария ссылался лишь на романический вымысел Мелышкова-Печерского. Таков-то наш "ученый" историк.

223 Существует странное верование, что священник не может, не имеет права помазывать святым миром старшего себе, т.е. епископа, митрополита, патриарха. Верование это ни на чем не основано и противоречит основному учению Церкви, что священник отличается от епископа только тем, что не имеет власти хиротонисать - никого, "священство же совершенно имать". Как в старообрядческой Церкви, так и в новообрядческой епископов и митрополитов исповедуют священники, они же их и маслопомазывают (соборуют), и никто при этом не смеет сказать: "Меньшее от большего благословляется". Знаменитый киевский митрополит Антоний (Храповицкий), впоследствии председатель эмигрантского Синода (в Карловцах) посетил Афон, будучи уже эмигрантом, и там во время богослужения его, митрополита, помазывал освященным маслом простой игумен. Архимандрит Феодосии. С митрополитом Антонием на св. Афоне. Православная Русь. 1937. Т. 20. Никакого ни унижения сановитому иерарху при этом не произошло, ни тем более "смазывания" его сана. Он еще испытал особую радость, что такой неважный чин, игумен, помазал его, блаженнейшего митрополита. Почему же священноинок (Иероним) не может помазать митрополита миром святым?

224 В толковании на 8-е правило первого Вселенского Собора говорится: присоединяемые к св. Церкви от еретиков приходящие епископы, по миропомазании "остаются в том же достоинстве" (Аристин), и "когда нет местных епископов, они должны исправлять и епископские дела" (Вальсамон). То же узаконяется и в 1-м правиле св. Василия Великого. Здесь даже поставлены в пример и как правило два епископа, Зоин и Саторнин, которые по миропомазании остались на епископских престолах.

226 Наряду с актом присоединения к св. Церкви м. Амвросия могут быть поставлены два великих русских события: крещение киевского князя Владимира в 988 г. и учреждение всероссийского патриаршества в Москве в 1589 г. Но по своему внутреннему смыслу, по целям и намерениям, а также и по действующим лицам Белокриницкое событие было чище, святее, благодатнее. О крещении Владимира современные исследователи, причем глубокоортодоксальные [так! - Ред.}, говорят: "Крещение было элементарным условием союзного договора, по которому князь Владимир за свою военную услугу потребовал руки сестры Василевсов, принкиписы Анны". При крещении Владимир принял имя императорское Василий. "Для него это было дорогой символикой. В его светлой голове с крещением соединялись широкие и гордые планы. Он понял мечту своей мудрейшей бабки Ольги, которая добивалась от греков не только крещения, но и родства с Византийским двором. И она, и он поняли, что в Европе не стало другой возможности для династов "выйти в люди" и "вывести в люди свои народы", как только чрез купель крещения. Христианство стало единственной дверью к культуре, белой костью аристократизма, выводящей из черного тела язычества" См.: Карташев А.В. Владимирский сборник. Белград, 1938. С. 42 и 44. Ничего подобного не связывалось с актом присоединения митрополита Амвросия, ничего в нем не было ни гордостного, ни политического, ничего условного и низменного. Это было чисто церковное таинство с единственной целью: служить Церкви по установлению Самого Основателя ее - Христа.
Что же касается установления патриаршества в России, то о нем все русские историки - и гражданские, и церковные - единогласно утверждают, что оно было скорее и больше политическим актом, чем церковным, и стоило оно России чрезвычайно дорого. Подробности об его учреждении в книге: Каптерев Н.Ф. Характер... Указ. изд.

227 При рукоположении Кирилла были в точности соблюдены все требования церковных канонов. Согласно 17 правилу Двукратного собора, воспрещающего "внезапу возводить на высоту епископства" и требующего проходить предварительные ступени священства, он был сначала рукоположен в иподиаконы, диаконы и священники, потом уже поставлен в епископы. Майнос - в Турции, близ Константинополя, там старообрядческий приход.

228 Г-н Субботин утверждает, что митрополит Амвросий не выдал ставленной грамоты епископу Кириллу. Это неверно. Грамота сохранялась до нашего времени, подписанная собственноручно Амвросием: она осталась в занятом теперь большевиками Белокриницком монастыре. Но она не попала в выкраденный для Субботина Белокриницкий архив, ибо была на руках у самого Кирилла. Отсюда Субботин сделал вывод, что ее и совсем не было и даже придумал, что Амвросий был недоволен почему-то Кириллом, что и Павел был против Кирилла и поэтому будто не была выдана ему грамота. Словом, фантазия заменила факты.

229 Переписка раскольнических деятелей. Вып. I. С. 375.

230 Верховский Т., протоиерей. Стародубье (записки). 1874.

231 Гарнак. Церковь и государство до образования государственной церкви. Из истории раннего христианства. С. 280.

233 Первый Белокриницкий архимандрит высидел в одиночном заключении Шлиссельбургской крепости до самой смерти своей более 20 лет. На него так мучительно подействовало столь продолжительное заключение, что он незадолго до смерти сошел с ума и, по свидетельству Субботина, "принял православие".

235 Переписка раскольнических деятелей. Вып. I. С. 74.

236 Материалы для истории Белокриницкой иерархии. С. 111.

239 Австрийский император католического исповедания мог бы указать, в свою очередь, на "православнейшего" Николая, императора самой христианской страны и, тем не менее, своих же вернейших и честнейших подданных гонящего, угнетающего, истребляющего, не дающего им покоя даже за пределами его царства.

246 Подлинник сей "Доверительной грамоты" сохранился в архиве о. Пафнутия Овчинникова, находящемся в Климоуцах у И.К. -Ануфриева.

247 Это вынужденное обстоятельство дало повод врагам Белокриницкой иерархии утверждать, что митрополит Амвросий будто бы изменил перед смертью старообрядчеству и снова возвратился в греческую церковь. Выдумка эта, ни на чем не основанная, опровергнута документально. См. о сем в брошюре "Святитель-страдалец". Москва, 1913; Шалаев. На чужом кладбище. Церковь, 1913, № 44. Любопытно, что когда в 1864 г. один из новообрядческих архиереев, именно Иннокентий, архиепископ Камчатский, высказался за признание Амвросиевых посвящений, причем указал, что Амвросий "впоследствии раскаялся", то Филарет, митрополит Московский, возразил: "Не известно, откуда взял составитель ответов, будто Амвросий раскаялся, а известно, что он до своей смерти оставался в сношении с раскольниками и в распрях лжеепископов австрийских и русских принимал на себя суд и решения" // Христианское чтение. 1906. Ч. 2. С. 130.

248 Некая жестокая ирония преследовала императора Николая. Именно в том самом году, когда он требовал от австрийского правительства сослать митрополита Амвросия, "как бродягу", надеясь этой мерой уничтожить восстановленную старообрядческую иерархию, он вынужден был заключить конвенцию с римским папой, на основании которой в том же году была учреждена в России новая, римско-католическая епархия с наименованием Херсонской и при ней два суффраганства с капитулами и семинарией, и все это на русский государственный счет. По этому поводу Херсонско-Таврический архиепископ Иннокентий составил и представил русскому правительству замечательную Записку, в которой выражал справедливое и гневное неудовольствие этим католическим учреждением. Он пишет: "До тех пор в г. Херсоне существовал только один ксендз латинский, терявшийся в толпе и почти никому не известный. И вот вдруг является перед нами латинский бискуп со свитой собранных нарочно издалека ксендзов, представляет из себя лицо, нарочно посланное от правительства для каких-то важных никому вполне не известных целей, учреждает и освящает тесный латинский костел в собор кафедральный, составляет из своего служения в продолжение нескольких дней всенародное зрелище, проповедует о милости императора всероссийского к католикам и вместе с тем, сообразно с буллою папскою, еще о большей милости какого-то Римского государя (то есть папы) к народу российскому". Дальше архиепископ Иннокентий указывает и на другой вред государству от нового папского учреждения в России: "Сколько сот тысяч казне, а вместе с тем, сколько хлопот, затруднений, неудовольствий самому правительству будет стоить это новое, Бог знает, откуда и для чего взятое учреждение латинского епископа с его викариями, канониками и семинарией". Иннокентий отметил, что даже старообрядцев смутило это латинское епископство и особенно единоверцев. Как не смутить? Единоверцы сколько употребляли усилий, каких только ни писали просьб, чтобы им дали хотя бы одного епископа, и им всегда в этом отказывали и цари, и Синод. А тут сразу устраиваются три латинских епископа за счет российского государства. Старообрядцы же были крайне поражены такой "милостью" того самого царя, который их, русских людей, так жестоко томит в их же родной стране и с таким остервенением уничтожает их священство, разоряет их церкви, монастыри, уничтожает их святыни, грабит их церковное имущество, самих их сажает в тюрьмы, ссылает их в отдаленные, безлюдные места, в заточения, в каторги. И за что? Только за верность своей благочестивой вере, той самой, которую русские благочестивые цари и князья, православные патриархи и святители и весь сонм святых древней Руси исповедовали и хранили. Архиепископ Херсонский Иннокентий приводит выдержки из самой папской буллы, изданной по случаю устроения в Херсоне латинского епископата. "Мы, - говорит папа, - заключили договор с пресветлейшим и державнейшим государем Николаем I, славным императором Российским и царем Польским, и употребили всевозможные заботы и старания, чтобы получить возможность улучшить тамошнее состояние католической религии и устроить вечное спасение верных. И хотя, при помощи Божией, мы успели сделать многое, в чем пресветлейший оный государь охотно и благосклонно согласился с нашими желаниями, однако осталось привести к желанному концу гораздо большее и, конечно, несравненно важнейшее, как ясно можно видеть из такой консисториальной речи". По свидетельству Иннокентия, в этой речи папа отнесся к России, как к стране языческой, которая нуждается в просвещении светом Евангелия. См.: Записка архиепископа Иннокентия // Русский архив. 1868. № 3. Конечно, Иннокентий ничего не достиг своими жалобами и сетованиями: католический епископат на его глазах продолжал существовать и развиваться. Но что, в самом деле, можно сказать о таком императоре, который из-за старообрядческой кафедры где-то в австрийской деревушке готов начать кровопролитную войну, а у себя в России, на позор своего же "православия", на смущение своих же подданных учреждает римско-католический епископат с тремя бискупами, с семинарией и содержит все это на государственный счет?.. Поневоле согласишься с папой, что это не христианин, а какой-то озорной язычник.